— Так ты, как я понимаю, уйдешь из стардома? Не будешь там работать?

— Ишо чего! На шею бабе не полезу! Свой хлеб должон иметь! Да и чего в дому прокисать? Это не по-моему!

— Когда ж приведешь ее к нам знакомиться? — спросил Егор.

— Хм… Только знакомиться? Я-то ждал, что иное спросишь — когда жить сюда перейдем насовсем? — заметил, как вытянулось лицо Егора, а Зинку в жар бросило.

— Жить? Совсем? — никак не мог справиться сын с испугом. И суматошно рылся в памяти, чтобы ответить подобающее в таких случаях. Но ничего не приходило на ум. Он спросил заикаясь: — Ты говорил, что у нее свой дом?

— И что? Я сам не без угла.

— Конечно! Но как же с ее домом будет? — уже обдумывал что-то свое.

— Покуда не виделся с ней! Поздней поговорим!

— Какую комнату подготовить вам?

— Мою! Как завсегда!

— Кузьма! Выходит, мне уходить надо? — подала голос молчавшая доселе Лида.

— Чего удумала! Иль забидели тебя?

— Ну, раз перебираетесь сюда с женой, я тут зачем? — развела руками.

— Делов на всех хватит! И ты не моги худое про меня думать. Тобой тут все довольны. А мы — не помеха! — оглядел побледневшего Егора.

— Ты хочешь расписаться с ней или в гражданском браке жить?

— Конечно, запишемся! Не барбосы, чтоб на разных фамилиях жить. Не те наши годы. Все по-людски будет, — заметил пот, выступивший на лбу Егора.

— Ну что ж, веди знакомиться, — выдавил через силу и вышел в комнату, сказав, что хочет досмотреть футбол.

Кузьма видел, как дрожали руки сына. Он никак не мог вытащить из пачки сигарету. Ему нужно было быстро взять себя в руки, совладать с самим собой и успокоиться. Но это плохо удавалось, и он поторопился выйти из-за стола.

— Чего психуешь? — подсел к нему Женька.

— Дед бабу в дом притащит. Чужую! Мало свои права начнет качать тут, так еще и на дом претензии появятся. Или на часть его. Она, как я понял, не просто дура, а и с широкой глоткой. Как жить будем вместе? Ума не приложу! На кой черт она отцу сдалась? — тихо пожаловался сыну.

— Не перейдут они сюда. Испытывает он всех. Проверяет.

— Откуда знаешь? — удивился Егор.

— Знаю. У нее русская баня, корова есть. Свой сад и участок. Дед ей дом отремонтировал. И ты поверишь, что все это они продадут? Да ни за что на свете! А оставить иль подарить — некому. У нее один брат, у него семьи нет. Он директором стардома работает. Там и живет. Он в тот дом не пойдет. И дед к ней уйдет. Это теперь говорит, что сюда переберется. Сам посуди, он из-за Максима и Ксюхи не потерять. Не поверит в них. А и она откажется. Вот увидишь! — успокоил отца.

Егор, подумав, согласился. Потрепал Женьку по голове за сообразительность. И, перекурив, обдумал сказанное, окончательно успокоился и вышел на кухню продолжить разговор с отцом. Тот молча удивился перемене в настроении сына. Он улыбался, шутил:

— Значит, решено! Перебираешься! Тогда завтра начинаем готовить вашу комнату. Сделаем косметический ремонт. Дадим тебе знать, когда все будет готово. А знакомиться хоть сегодня приводи.

— Но где ж тогда я с детьми буду? — напомнила Лидия.

— В комнате матери. Она ничуть не хуже! Даже просторнее, теплее и светлее! Мы ее тоже приведем в порядок. А может, вы и займете? — обратился к Кузьме. Тот сидел сбитый с толку. Хотел проучить сына, заставить попереживать, понервничать. Тот лишь поначалу расстроился. А потом даже обрадовался. Но чему? Чем вызвана перемена? Кузьма понять не мог.

Конечно, он и не собирался переходить в свой дом вместе с Шуркой. Он давно расстался с ним, навсегда отдав его детям. Но время от времени, когда сыновья допекали, любил пригрозить, что вернется сюда. И дети сразу становились покладистыми.

Да, они звали его вернуться в дом. Но не всерьез, не от души, не искренне. Он это видел, чувствовал и понимал. Со временем сам отвык от них. Начал понимать смысл пословицы, что самая лучшая в свете это дальняя родня. Потому старался пореже приходить в гости, не засиживаться, чтобы не надоедать. Такое положение устраивало всех. И хотя Кузьме иногда бывало больно, он знал, видел, что у других случается еще хуже. Его хоть навещают, им интересуются, ему звонят. Но это пока. На будущее загадывать не хотелось, заглядывать в него не было желания. Будь у него безоблачные отношения с детьми, появись у него уверенность в них, может, и не подумал бы о новой семье. Имел бы в своей душевный покой и понимание…

Кузьма, решив наказать Егора, попался в собственную ловушку. Ну как сказать сыну, чтоб тот не готовил комнату, зная, что нынешний косметический ремонт потребует немалых денег. А с ним можно погодить. Но тогда Егор поймет его игру. Не хотелось, чтоб сын так быстро раскусил замысел. Мечтал подержать его на поводке страха. И в то же время не мог позволить никому выбросить такую кучу денег на ремонт, в котором не видел смысла.

— Не стоит из кожи выскакивать. Не надо ремонтов! Нам не по семнадцать. Сойдет как есть! Не меняй ничего. Дай все наладить. Там обмозгуем. Спешить не стоит. Живите как жили, — буркнул тихо. И не приметил, как переглянулись Егор с Женькой. Зинка вздохнула облегченно, а Максим поехал за пивом, бросив через плечо:

— Обмоем помолвку старой плесени! Ты, Зинка, достань ему свою фату! Нецелованного отдаем! Без стажировки в постельных хитростях. А ты, Андрюха, для той кикиморы уздечку с кнутом заготовь заранее. Чтоб не лягалась… Эй! Ксюха! Зайка моя! Поехали, пиво выберешь! Свободу деда пропьем! Лучше, чем пива, он не стоит, старый козел!

Но Лида ухватила девчонку за руку:

— Не дозволю ребенка спаивать! Не порти дитенка, засранец! Сам поезжай, один. У ней делов полно! Не срывай от занятий, она учится много. Сегодня впервой станет блинчики печь, потом будет учиться читать, писать, считать, правильно стол накрывать, красиво входить к гостям, приглашать всех к столу. Это ей надо! А с пивом ты сам управишься, — не пустила хмыкающую Ксюшку.

До глубокого вечера задержался он у детей. Собрался уходить. Но Егор оказался непреклонен. Вместе с Андреем и Максимом встали стенкой перед дверью:

— Не пустим! Ночуй дома! Последняя холостяцкая ночь! Балдей с нами! Больше не доведется. Бабы — народ цепкий!

И уговорили…

Тем временем Яков не терял ни минуты. Приехав к Шурке, истопил баню, помог сестре убрать в доме не помогал Шурке, и та удивленно наблюдала за Яшкой, думая втихомолку: «Что с ним стряслось?»

А он, словно заведенный, даже колодец почистил, покрасил облупившуюся калитку, крыльцо, ставни. К сумеркам самовар начистил до золотого блеска и, вскипятив на угольях, внес в дом. Поставил посередине стола, как бывало когда-то давно, еще в детстве. Тогда самовар приносил отец, и все собирались к столу, как к чуду, попить чай, послушать сказку или быль, на них в доме не скупились.