Закат продолжал красть целые планеты — всегда только заселенные.

— Мы не знаем их целей, Александра. Мы даже точно не знаем, что представляет собой наш противник.

— Тогда в чем смысл войны?

— Смотри.

На экране показалась поверхность безнадежно мертвой планеты. Хорошие видеолокаторы, очень четкое позиционирование — и буро-рыжие штормы мелкой взвеси поверх каменистой пустоши.

— Это О90. Уже по ту сторону. Прошло примерно две недели между ее пропажей и обнаружением. Я имею в виду, если что, две недели по локальному времени планеты. Ты не поверишь, Люэ, это была планета-сад. Настоящий раритет, коэффициент терраподобности — ноль-девять-девять-семь.

— Что там произошло?

— Времени на изучение не было, — сказала Трее, изучая снимки. — «Дырокол» быстро сжирает энергию, корабли не могут там действовать столько, сколько нужно для полноценного сканирования. А еще есть Предвестия.

— Что это?

— Предвестие — это доминирующий вид Заката. Предположительно, единственный. Общего у них только идиотский внешний вид, — у каждого на свой лад, — локальное всемогущество и желание извести в прах любое проявление человека.

На экране замелькали сильно попорченные снимки: какие-то марева, огромные змеи, ломающие крейсера, какие-то ни на что не похожие объекты. Смотреть на этот пандемониум было до безобразия гадко. А потом среди них мелькнула глыба с пучками лент вместо крыльев — и все стало на свои места.

— Я такое видела. Дональд его убил.

— Догадываюсь. Вы там подобрали своего Дюпона?

— Да.

…Тварям присвоили «синий код» — тревогу наивысшего уровня. Первые два проникновения Предвестий в наш мир закончились рейдами ударных групп во главе со сверхдредноутами. До тех пор, пока не поняли до конца смысл «дырокола».

— Машина желаний, искажающая ткань реальности. Трансаверсальный привод способен вытащить в реальный мир одновременно десяток возможных вариантов развития событий. Или два десятка, или три. Как повезет. Надо только уметь объяснить «дыроколу», как это делать.

— Я — умею?

— Да.

— «Десятая аномалия» и режим продвинутой тактики?

— Да.

Две дюжины кораблей вместо одного — две дюжины очень мощных фрегатов — быстрых, хищных, идеально слаженных и тонко управляемых. Созданных, чтобы убивать таких тугих и неподатливых врагов.

Флот имени Люэ. Звучит? Звучит. Пусть это флот всего на минуту, мне больше не надо.

— Впечатляет, — сказала я. — За счет психоза и кривого пространства можно экономить на содержании пилотов и судов.

— Впечатляет, — согласилась Кацуко-сан. — Но это очень дорого.

* * *

Я смотрела в потолок своей новой каюты. Мне простили все — даже убийство Гончей, дали взамен миссию по спасению мира, дадут корабль даже. В каюте светло и тепло, в коридоре — темно и дул сквозняк, а с собой я еще не разобралась.

Пришел один из стражей. Позванивая и щелкая суставами, он принес мне необходимые вещи и даже некоторые излишества вроде горы салфеток и полотенец. Я лежала, смотрела на молчаливое копошащееся существо, и думалось мне прескверно.

«Я в строю».

Не этого мне хотелось, но это лучше, чем… Давай остановимся здесь, Алекса, хорошо?

Давай, Алекса.

Твои больные мозги хоть раз тебе помогли — пользуйся. Или ты хотела умереть? «Риторический вопрос. Но уж какой есть». У меня больше не было друзей — их разбросало, уничтожило, а я только сегодня назвала их друзьями. И то только в разговоре с Кацуко-сан. И я не могла ненавидеть войд-коммандера — ни за это, ни за все остальное.

У меня ведь раньше не было друзей? Не было. Вот и не надо.

— Алекса, можно я войду?

В дверях стояла Гинемер.

— Лучше уйди.

Девушка кивнула:

— Я понимаю.

Она стояла и не уходила, стояла и не уходила, а мне только и надо было, что смотреть хоть на что-то, и сама мысль о ее присутствии вдруг перестала быть противной.

— Давайте я останусь, посижу просто, — вдруг протарахтела Валерия. — А взамен скажу вам, как только станет доступен Дональд.

— Ты капитан от психодинамики, что ли?

Девушка улыбнулась, шагнула вперед и закрыла за собой дверь. Я уставилась в потолок: хочет сидеть — пусть сидит. Валерия шуршала, подтаскивая стул, потом пискнул личный наладонный терминал, и — время пошло.

— Слушай, — не выдержала я. — Чего ты ко мне привязалась?

Валерия хихикнула, так что мне пришлось отыскать ее взглядом: капитан неведомого мне «Эйринофора» сидела с ногами на стуле, а ее лицо снизу подсвечивал лежащий на коленях голоэкран. Вот же зараза, устроилась тут.

— Вы три минуты продержались, — пояснила Гинемер. — Смешно.

— Еще как. Обычно надоедающих мне я вышвыриваю быстрее.

— Это хороший знак.

Я вздохнула: на редкость болтливая девица, так еще и знаки ей какие-то.

— Это плохой знак, Валерия. Ты чего ко мне привязалась?

— Мне скучно, — обезоруживающе улыбнулась девушка, и это становилось уже смешно.

— Я тебя веселю?

Валерия посерьезнела и вздохнула:

— Алекса, вам надо…

— …чтобы меня оставили в покое, ясно? Мне друзья без надобности.

Гинемер повела плечиком, не то соглашаясь, не то влезая в спор. Ей-богу, проще не обращать на нее внимания.

— Вы ведь раньше не оглядывались назад, Алекса?

Серьезное лицо — это ж надо, она еще и так умеет.

— Вы всегда двигались вперед. Вы знаете, что за вами выжигали планеты? Что флот потерял троих агентов, пока внедрял людей в организацию Рыжего? Вы видели только Паракаис, но такого было в разы больше, пока вы… летали. Больше, Алекса.

«Я не спросила у Трее, почему сцинтиане напали на Паракаис».

Валерия облизнула губы и улыбнулась:

— Извините. Просто вас больно видеть такой. Вы ведь умеете по-другому?

Знала бы ты, что я умею, солнечная девочка. Дальше мы молчали. Ей скучно, мне не нужны друзья — почему бы не помолчать?

А еще мне было интересно, на что же научилась не оглядываться добрая и яркая капитан Валерия Гинемер.

В ангаре гулял самый настоящий ветер. Он нес вонь синтетики, кислятину органических контейнеров и совершенно непередаваемый запах космоса. Вечное ничто начиналось сразу за двойной мембраной, так что звезды плыли и покачивались, словно их тошнило.