– Так мы двоих их дозорных живыми взяли и допытали, а как сюда поверху продвигаться стали, так и наскочили на них. Там вверху весь берег занят, в боевые порядки уже выстроены. Нас они, видать, не ждали со стороны суши, потому и замешкались, – ответил десятник, равнодушно относясь к тому, что сотоварищи перевязывают ему раны.

– Что делать будем? – оборотился киевский полутемник к Ольгерду. – Похоже, ждут они нас.

– Там схроны наши, вся боевая добыча, за которую пролито столько крови, и что, теперь отдать её врагу? – упрямо тряхнул бритой головой варяг. Едва он договорил, как со стороны берега на русов двинулись стройные фаланги ромеев.

– Ятвяг, остаёшься в охране, в случае, если нас начнут охватывать с боков, лодьи уже должны быть на плаву, – коротко распорядился варяжский темник, надевая свой боевой шелом. И снова грянула жестокая сеча, в которой отчаянные русы вначале даже несколько потеснили превосходящие их во много раз силы, но на место изрубленных становились новые и новые, причём стараясь охватить русов с боков.

– Ольгерд, это западня, прикажи отходить, – прокричал сквозь лязг и скрежет битвы Огнеяр.

Затрубил рог, и русы, огрызаясь, как раненые хищники, стали отходить к своим лодьям. Но когда оказались на воде, вне досягаемости стрел и сулиц ромеев посреди залива, поняли, что западня гораздо крепче и хитрее, чем они думали.

У выхода из залива один за другим появились ромейские военные корабли и уже знакомые огненосные хеландии патрикия Феофана.

– Выходит, не случайно здесь Фокины дети-то оказались, – в раздумье молвил Огнеяр, взглянув на Ольгерда.

– Прав ты был, брат, нужно было уходить, как только твои конники доложили, а я за добычу уцепился, эх!

– Может, попробуем сейчас прорваться, пока не так много кораблей ворожьих собралось? – спросил Огнеяр, ощупывая сквозь кольчугу своё правое плечо, по которому вскользь прошёлся чужой клинок.

– В залив они не войдут, велики больно, тут им разворачиваться трудно, друг другу мешать станут. – резонно ответил на его слова старый Буривей. – Ждать темноты надо, а там попробуем по самой кромке у берега ускользнуть.

Ольгерд согласно кивнул.

К ночи ветер усилился, лодья Макоши в тёмном небесном океане то взлетала на облачных волнах, то ныряла в них, и тогда всё море и продуваемый ветром берег погружались в непроглядную тьму.

– За противником следить неустанно, – велел Ольгерд. – Всем ждать моего сигнала.

Перед рассветом с дромона, что стоял у края залива, различили в лучах вынырнувшей из облаков луны неясную тень у берега. Плеска вёсел не было слышно, только возбуждённое свежим ветром море с шумом набегало на каменистый берег. На всякий случай ромеи пустили несколько снарядов из кормовой баллисты. Послышался едва различимый в шуме прибоя треск, и в ответ в сторону дромона полетели, жужжа, как злые осы, зажигательные стрелы. Дромон не решился сняться с якоря, волны могли выбросить его на довольно близкий берег. Пришлось, оставаясь на якорях, швырять и швырять в темноту наугад каменные снаряды вперемешку с горшками, наполненными горючей смесью и горящими фитилями. Волны играли и дромонами и, тем более, легкими однодревками скифов. Обстрел с той и с другой стороны вёлся в основном наугад. То на лодьях варваров, то на дромоне возникали очаги пожара, которые освещали врагов, и тогда бой становился жёстче и беспощаднее. Но вот всё стихло, также нежданно, как и началось. В лучах восходящего светила ромеи узрели, что небольшой залив пуст, и только некие обломки выброшены посвежевшим ветром на берег, да догорала, завалившись на бок на мелководье, морская лодья россов, а со стороны Понта дымился ромейский дромон, что первым обнаружил в темноте двигающегося вдоль берега врага.

– Ну что, братья темники, – окинул мрачным взором старый князь своих ближайших соратников, чуть задержав тяжёлый взгляд на черноволосом осанистом Хасане, начальнике гургенцев и рыжеволосом, худощавом и подвижном Абреке, темнике алан, – погостили мы славно на земле ромейской, пора и домой ворочаться. Задача нам непростая выпала: собрался весь флот ромейский из моря Срединного и со всех островов, где какие суда были, и закупорили нам выход из Боспора, а с суши их армии многочисленные давят. Одних только воев сухопутных доместика Калокира, патрикия Фоки из Македонии и стратилата Фёдора из Фракиии около шестидесяти тысяч собрано. А нас в самом начале было около десяти тысяч, а после огня греческого, да боёв с фемными и императорскими армиями, осталось чуть более шести. Хочу услышать, кто и что думает, как нам из этого капкана вырываться.

Огнеяр отметил, что ещё несколько глубоких морщин на челе и ланитах прибавилось у князя к прежним на его немолодом лике.

– Обозлены ромеи весьма, – криво усмехнулся темник Горицвет, – думали, что пожгли нас хитростью, и дань великую в суме своей прочной сохранили, а оказалось, что огнём тем олядным суму свою сожгли, экономия-то боком вышла, вот и лютуют теперь.

– Всеми силами постараются похоронить нас тут и из ловушки не выпустить, ведь у нас другого пути, как через Боспор, нет. – мрачно кивнул основательный Притыка. – Не могут простить они такого позора, что мы десятью тысячами перепахали их великую и непобедимую ромейскую империю, что добрый пахарь заливной луг.

Многочисленные хоросы и свечи, щедро зажжённые в большом мраморном зале одной из богатых вилл какого-то гераклейского патрикия, освещали суровые лики темников.

– Не в том главная досада ромеев, что погромили мы их церкви да монастыри, братья темники, – веско молвил старый мореход Буривей своим охрипшим от морских ветров голосом, – у ромеев честь на десятом месте, а вот то, что убыток они небывалый потерпели, вот это им настоящая боль, в сердце саднящая и кровоточащая. Ведь я, как мореход, бывал тут с разными торговыми караванами много раз и ведаю, что богатства их несметные текли со всех судов приходящих и проходящих, ведь с каждого судёнышка налог берут, а мы им на три месяца жилу-то золотую отрубили!

– Мы им отрубили, а они теперь нам, – отозвался старший темник Веряга. – Окружили со всех сторон, и с каждым днём коло сжимают. Провизии осталось мало, да и людей…

– Людей мало-мало осталось, – подал голос темник Абрек, – а еда как раз много, коней на лодка брать нельзя, кушать надо, зачем ромея оставлять?

– Что скажешь, старый моряк, как нам лепше из западни ромейской уйти? – спросил князь своего главного лодейщика.

– Тут и думать нечего, прижаться надобно как можно ближе к берегу шуйскому и по мелководью уходить. Дромоны да хеландии, а тем паче триремы с биремами там не пройдут, больно мелей много, а на глубине силой пробиваться, осыпая их стрелами нашими, особенно зажигательными, их-то дромоны тоже из дерева. – степенно ответил старый жилистый, что просмоленный морской канат, Буривей.

Встал Ольгерд, варяжский темник, был он мрачен, как никогда прежде.

– Тут у нас беда случилась, не смогли мы пробиться к нашим запасам добычи, нежданно большие силы там патрикий Фока собрал, потому возвращаться считай, налегке будем. – Варяг помолчал.