Хорошо, хоть не стал пояснять, что я собираюсь такого впечатляющего и устрашающего продемонстрировать.

— Главу золотых низложили, хоть он, вроде как, не виноват и в делах сына не замешан, — сообщил Ноар, воспользовавшись тем, что Хан ненадолго замолчал. — Но верховный владыка остался неумолим. Сказал: за ненадлежащее воспитание наследников и дискредитацию перворожденных в глазах мировой общественности. В клане теперь расследование проводится, чистки. Но, в любом случае, новую династию, изберут. Сиаров всех накажут.

— А Венирэн? Он… — запнулась, не желая произносить «погиб».

Нет, ни симпатии, ни жалости к неудачливому претенденту на всеэльфийское господство я не ощущала, но и о смерти говорить не хотелось.

— Жив он, жив. Что ему сделается, гаду этому? — махнула лапой неугомонный Хан. — Только угодил в зазеркалье, и все.

— Что значит, в зазеркалье? — я даже привстала от удивления.

— А то и значит. Его же в магическое зеркало затянуло. После небольшой помощи с моей стороны. Там и торчит до сих пор. Целители обследовали, проверили, сказали — живой. Только в этом… в стазисе.

— Даже обидно, если честно, — добавила молчавшая до этого Ланиэ. — Вот он, совсем рядом стоит, а добраться и глаза ему выцарапать, никак не получается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— И надолго он там?

— А вот этого никто не знает. Только у всех провидцев во время твоего энергетического выброса видение было, — понизив голос и таинственно сверкая глазами, наклонилась ко мне Полли. — То ли предсказание, то ли проклятие. Что, мол, находиться Венирэну Сиару в том зачарованном зеркале до тех пор, пока не отыщется та, что разбудит его сердце. Ты догадываешься, что это значит?

— Догадываюсь, — кивнула, чувствуя, что начинаю улыбаться.

«Фьелла… Та, что оживила сердце, согрела его, заставила биться сильнее. Фьелла — предназначенная тебе небесами… Судьба навсегда», — всплыли в памяти слова Риана.

Неужели найдется когда-нибудь такая девушка и для золотого? Боюсь, это будет непросто. Тем более, он сейчас в Зазеркалье.

— Кстати, а где амулет? — вспомнила я внезапно. — Тот, что чуть не стал универсальным портальным ключом. Или все-таки стал?

— Какой амулет? — захлопал глазами стрекозел. Невинно так. Нарочито беззаботно.

— Первый раз слышу, — заверил Сэм и отвернулся.

— Ничего не виде-ул, — зевнул Марр.

— Не знаем — Не в курсе — Ты вообще сейчас о чем? — загалдели наперебой друзья.

Это что еще за заговор?

Вдохнула поглубже — чтобы хватило воздуха для полноценного возмущения, — но сказать ничего не успела.

— Лера, — раздалось с соседней кровати негромкое.

И все остальное мгновенно забылось.

Я даже не заметила, как опустела комната, потому что смотрела только на Риана. Не отрываясь, глаза в глаза.

А потом он скользнул ко мне, лег рядом, обнял крепко-крепко, и я поняла, что больше мне ничего не нужно. Хотя нет… Нужны еще его руки, жар сильного тела, неровный стук сердца, бьющегося в унисон с моим. Нужны его чувства, которые я читала, как открытую книгу. Его губы, накрывающие мои, и бесконечные поцелуи. То бережные, нежные, осторожные, почти невесомые. То жадные, требовательные, страстные. Но всегда упоительно сладкие, необходимые — до стона, до боли…

Сотню поцелуев спустя, когда мы лежали, сплетясь друг с другом, Торэт вдруг сказал:

— Там, в цитадели, когда Сиар ударил тебя, мне показалось, я сойду с ума. Просто перестану быть, если с тобой что-то случится.

— А я и в самом деле обезумела, когда решила, что ты погиб, — усмехнулась невесело. — Вон, что сотворила с перепугу.

— Ты спасла меня…

— А ты меня…

Мы взглянули друг на друга и, не сговариваясь, хором произнесли:

— Только больше никогда так не делай.

А Риан еще и добавил, небрежно, будто бы между прочим:

— Кстати, тот медальон-ключ, о котором ты спрашивала, я уничтожил. Мы все его уничтожили… Чтобы ни у кого больше не было искушения напоить его твоей кровью.

Лицо его помрачнело, скулы заострились, а в глазах напоминанием о надвигающемся шторме плеснула тьма.

— Я никому не позволю причинить тебе вред. Никому и никогда. Клянусь.

— Не надо клясться,

Снова прижалась к своему эльфу, коснулась губами шеи, подбородка, уха, ловя дрожь его тела и глухой, гортанный стон. Потерлась щекой о плечо и повторила:

— Не надо. Я тебе верю. До последнего своего вздоха верю. Всегда и во всем. До конца…

В лазарете мы провели еще несколько дней — очень насыщенных, надо признаться. От посетителей не было отбоя, и дверь в палату закрывалась разве что на ночь.

Друзья, однокурсники, новые знакомые с других факультетов, лекари, дознаватели, ректор, Канаги, Элистар — вместе и по отдельности. Я не говорю о фамильярах, которые с нами, фактически, поселились. Даже посланник эльфийского владыки и пара местных правительственных делегаций пытались прорваться, но тут уж Торэт с целителем встали несокрушимой гранитной стеной и никого не пустили.

В общем, вдвоем с Рианом мы редко оставались. Высокородный бросал на посетителей злобные взгляды, с каждым днем все больше мрачнел, а потом начал о чем-то перешептываться с Ханом, Элистаром и даже Марром. Причем, при мне разговоры моментально стихали. А однажды вечером — как раз после того, как нам объявили, что все… мы здоровы и можем завтра выписываться — вдруг спросил:

— Лера, хочешь немного пройтись?

И так невинно, нарочито беззаботно это прозвучало, что я сразу насторожилась.

Покосилась на окно, за которым уже сгущались ранние зимние сумерки, и в свою очередь осведомилась с некоторым подозрением:

— Не поздно?

— Для хорошей прогулки никогда не поздно, — с жаром заверили меня.

А стрекозел, котейшество, Ланиэ и даже Борька, угнездившийся на больничном окне со всеми удобствами, усиленно закивали.

Ну, если даже они считают, что я засиделась в комнате и пора на свежий воздух…