В доме было тихо. Возможно, потому что был рассвет. Тумана, скрывающего исчезающие стены моего дома, не было. Впервые после того, как моего мужа забрали от меня, я увидела дом целиком: два маленьких крыла, соединенных переходами, и много маленьких зданий. Сад стал меньше, чем был, и более простым. Не было света повсюду. Дом казался заброшенным, безжизненным, как на рисунке.

Я вошла в главное крыло — в свои комнаты. Они тоже стали меньше и проще. В тусклом свете я увидела одинокую женщину, которая складывала шелковые платья в сундуки, как будто готовясь к долгому путешествию. Она обернулась, когда я вошла.

— Госпожа! — Ее лицо засветилось, но тут же погасло, когда она разглядела меня. — Ваши волосы! О, моя госпожа, ваши прекрасные волосы!

Я нетерпеливо помотала головой:

— Они отрастут. Но Джозей… — Я отстранила ее от себя на расстояние вытянутой руки. — Ты здесь. Ты дождалась меня.

Она закусила губу:

— Это было сложно. Остальные… Мне очень жаль, госпожа, но большинство из них не смогли остаться. Но несколько человек все же остались. — Она повысила голос. — Госпожа вернулась!

Послышались сонные голоса, потом несколько человек прибежали к веранде моего дома, на ходу протирая глаза. Собака гавкала, прыгая среди них. Учитель каллиграфии, повар, сокольничий, горничная, садовник — опустив глаза, но с радостью на лице, они мне поклонились.

Я поклонилась им в ответ:

— Не прячьте от меня глаза. Я так рада, что вы остались!

— Мы остались, — сказала Джозей. — Мы продолжали надеяться, что вы вернетесь. Что вы приведете с собой нашего господина, и все будет так, как было раньше.

— Я не привела его назад…

— Но он нужен нам, разве нет? — Она посмотрела на меня, и я поняла, что она имеет в виду: чтобы выжить, чтобы остаться в волшебном мире.

— Я так не думаю, — улыбнулась я ей.

— Но кто мы без него? — Кто вы без него? Женщина или лиса?

— Те, кем мы захотим быть.

Дом ожил. Все, начиная с Шикуджо и заканчивая последним крестьянином, от Хито и до моего сына, готовятся к завтрашнему празднованию Нового года. Я брожу по украшенным разноцветными висящими ленточками комнатам — на эти ленточки завтра повесят шары из травы. Я нахожусь далеко от Шикуджо, но через бумажные стены слышу ее смех, красивый, низкий, как будто она читает смешные истории или забавные стихотворения.

Этот смех не предназначен для меня. Нам с ней неуютно вдвоем. Мы разговариваем неловко, с подчеркнутой вежливостью детей, которые поссорились друг с другом. Но по крайней мере, мы разговариваем. Хотя в нашей беседе нет ничего приятного. Мы часто замолкаем, не зная, что сказать, с трудом подбирая слова. Теперь мы чаще вслушиваемся в значения слов, чем в их звучание.

Иногда я скучаю по той идеальной и безупречной Шикуджо. У этой, настоящей, Шикуджо есть характер. Она обижена на меня из-за того, что я жил с моей прелестной женой-лисой. Легче хотеть женщину, которая кажется идеальной, как те обреченные любовницы главных героев женских сказок. Тусклое освещение и элегантная речь могут скрыть многое. Я не удивлюсь, что они скрывали не только мои пороки.

Хотя тот новый язык, на котором мы с ней разговариваем, даже лучше. Мы еще не решили, будем ли разводиться. Даже мысль об этом причиняет мне боль! Я люблю ее. Но иногда любви бывает недостаточно… Гораздо важнее, чтобы у нас в жизни все было хорошо. И не важно, расстанемся ли мы или будем вместе.

Я даже не знаю, вернется ли Шикуджо после Нового года в столицу с нашим сыном или нет. С ее сыном — напоминаю я себе и чувствую боль и злобу. Он не мой сын. В столице это обычное дело, когда женщина рожает ребенка не от своего мужа, но мне больно и обидно. Я вырастил этого ребенка. Я любил его, а он даже не был моим сыном. Но потом я думаю, что все-таки несмотря ни на что, он был моим сыном: я учил его охотиться, я подарил ему его первый меч, я держал его на руках, когда у него резались зубы и ни няня, ни мать не могли успокоить его. Он все равно мой. И всегда будет моим.

Моя жизнь с Шикуджо, жизнь с женой-лисой — все это было иллюзией. Но это почему-то меня не удивляет. Все в нашей жизни иллюзия. Даже человечность. Я все еще люблю мою жену-лису, нашего сына, нашу совместную жизнь, но, как я уже говорил, иногда любви бывает недостаточно.

Священники говорят, что я исцелился от сумасшествия, которое загнало меня в нору к лисам. Я не уверен, что был болен. Я не чувствовал себя больным. Хотя это неправда: я был болен, но эта болезнь была еще раньше — слепая, всепоглощающая жалость к самому себе. Я уже дважды убегал: сначала от Шикуджо в мир моей второй жены, а потом от нее обратно к Шикуджо. И этим я сделал им обеим больно. Но, по крайней мере, я могу перестать бегать от себя.

Я уже отдал приказ Хито починить ворота. Они мои.

Я вижу одну снежинку, потом другую. И вдруг все небо заполняется снегом. Я снова сажусь писать стихотворение. Мне это нравится. На этот раз в нем нет ясной аккуратной картинки, но зато оно яркое и правдивое, как солнечный свет.

Я должна убедиться, что доставили рисовые пирожки из Оми, чтобы Тамадаро мог загадать свои новогодние желания. Завтра мы положим девять пирожков ему на голову, и его отец произнесет благоприятные слова на следующий год.

Завтра мы заменим календари. Я не могу дождаться того момента, когда смогу открыть новые дни.

Онага заканчивает мои платья. Они красно-фиолетового цвета с воздушной белой накидкой. Мне нравится белый цвет — он будто наполнен светом. Он заставляет меня улыбаться, и мне приятно его носить.

В столице все было бы намного сложнее. Нужно было бы делать официальные визиты, посещать церемонии в честь императора — слишком много всего. Но даже здесь мы очень заняты.

Церемония почтения четырех направлений. Церемония буддийских имен.

Отпугивание демонов. Это особенно понравилось Тамадаро: ему нравится шум, когда люди бегают и кидаются рисом и бобами.

Повар заверил меня, что та еда, которую я заказала, будет готова — острые вина и настои из трав, пирожки и редис, дыни и соленая форель.

Снег сделает завтрашний день особенно приятным. Онага и остальные женщины говорят о том, чтобы слепить снеговика. И не только: целые снежные горы. Я рассмеялась, когда они сказали мне об этом, но на самом деле жду этого даже с большим нетерпением, чем они. Я еще никогда не лепила снежную гору.

Завтра.

Новый год

Раз я больше не думаю

О реальности

Как о реальности,

Зачем мне думать

О снах как о снах?

Сайгийо (1118–1190)

Я жду в саду Кая-но Йошифуджи, как ждала много раз до этого. Но это последний раз, когда я жду. Даже сейчас я жду лишь одного.