— Увы. Мадемуазель съехала с прежней квартиры, а о новом жилье может знать лишь граф Константин Кудеяров. Хотя он утверждает, что не ведает, где она. Полагаю, врет.

— Я так же полагаю. Двулик, бестия. Но будем думать.

После ухода барона Гаврила Емельянович постоял в некотором раздумье, взял колокольчик, позвонил.

— Изюмова ко мне! — распорядился, заглянувшей в дверь секретарше. — Немедленно!

Он не успел еще поставить водку на место в буфет и сесть за стол, как в дверях возник Николай.

— Слушаюсь, Гаврила Емельянович.

— Две задачи! — показал тот на пальцах. — Первая — проследить за графом Константином Кудеяровым и узнать, где он бывает, с кем встречается…

— Вторая-с?

— Вторая… Вторая — определить, какой из узнанных адресов принадлежит госпоже Бессмертной. А еще лучше — увидеть их вместе.

— Их — это?..

Мадемуазель и графа, болван!

— Слушаюсь, Гаврила Емельянович. — Изюмов поклонился и спиной стал отступать к выходу.

Пролетка с мадам Гуральник остановилась напротив входа в магазин конспиративного дома. Учительница музыки торопливо покинула ее, вошла в торговое помещение, в сопровождении хозяина магазина поднялась на второй этаж.

Губский в комнате был один. При виде мадам перестал писать, вопросительно посмотрел на нее:

— Я вас не ждал.

— Я по важному делу, Ефим Львович, — ответила Гуральник. — Обозначилась госпожа Бессмертная.

— Вы ее видели?

— Мельком, когда она входила в дом княжны.

— Княжна ее пригласила?

— Не думаю. Тем более что артистка выглядела весьма экстравагантно. Она была в мужском костюме.

Ефим Львович откинулся на спинку стула.

— Как она отреагировала на вас?

— Очень мило, даже не смутилась, — мадам потянулась к пачке папирос. — Позвольте?

Губский кивнул, женщина закурила, неловко улыбнулась:

— До сих пор трясет.

— С чего бы это? — посмотрел на нее с удивлением Губский.

— Торопилась… А потом, женщина явно что-то затевает, иначе зачем такой маскарад?

— Действительно, зачем? — Ефим Львович тоже закурил. — Лишь бы полиция не опередила нас. Уж там ее определенно расколют.

— Будем надеяться, — ответила мадам и загасила окурок в пепельнице.

Изюмов нашел Илью Глазкова именно на той скамейке, на которой имел с ним беседу некоторое время тому назад. Илья скучно жевал какой-то пирожок, запивая его квасом из бутылки. При появлении бывшего артиста отложил еду, привстал.

Тот жестом велел ему сесть, сам примостился рядом.

— Дела-с, господин хороший. Дела-с… — огляделся и сообщил: — Похоже, тучи над головой мадемуазель сгущаются быстрее, чем я предполагал.

— По какой причине?

Николай снова огляделся:

— Едва ли не по политической. Однозначно сказать не могу, однако носом чую. Гаврила Емельянович просто так не бледнеет и всегда имеет выдержанный вид. Сегодня же будто динамит под него подложили. Добычу почуял, пес окаянный.

Глазков снова попытался встать.

— Чем я могу помочь госпоже? Прикажите, и я исполню.

Изюмов усадил его на место.

— Можете, — вынул из кармана копеечную мелочь, высыпал в ладонь прапорщику. — Возьмите извозчика и поезжайте на Миллионную к графскому дому Кудеяровых. Спросите графа Константина и передайте ему вот эту записку, — бывший артист вынул из кармана сложенный листок. — Непременно только графу Константину.

— А кто же меня в таком виде к графу пустит?

— А вы уж, милый, постарайтесь. Придумайте чего-нибудь, сочините. На скамейке проще лежать да жевать, нежели полезное дело делать.

— Что сказать? — взволнованно перебил его Глазков.

— Передайте: от некоего господина. Граф не дурак, сам все поймет.

— Отправляться следует немедленно?

— Именно так. Немедленно-с… Терять время никак невозможно. — Изюмов встал, с серьезным видом зачем-то перекрестил Глазкова. — С богом.

Привратник дома Кудеяровых при появлении возле ворот потрепанного господина на костылях крайне изумился, после чего махнул рукой:

— Пошел геть, рвань!.. Нечего тут ошиваться да смущать порядочный народ.

Филер, прогуливавшийся поодаль с газеткой, бросил взгляд на нищего, значения не придал, стал гулять дальше.

Илья прилип к решетке ворот, попросил:

— Подойди, добрый человек.

— Сгинь, сказано! А то вмиг городового кликну!

— У меня к господину графу дело.

— Какое еще дело? — привратник подошел поближе.

— Письмо.

— От кого?

— Не ведаю. Просто велели передать.

— Кто велел?

— Не могу сказать.

— Не можешь, так и ступай отсюдова!

Глазков потоптался на месте, не зная, что предпринять, и тут со двора вышел дворецкий, направился к калитке.

— Зачем обижаешь несчастного, дурак? — прикрикнул он на привратника. Поманил Илью, через решетку подал копейку. — Купи себе еду, милок.

— У меня письмо к графу, — произнес тот. — К графу Константину.

— А ты откель графа знаешь, милок?

— Не знаю, ваша милость. Но письмо передать велели.

— Давай-ка его сюда, я передам.

— Не положено. Могу лишь ему лично в руки.

Дворецкий потоптался в нерешительности.

— От кого письмо?

Глазков быстро огляделся, прошептал:

— Из театра.

— Из театра?.. Так какой же там может быть секрет?

— От барышни. Зазнобы графа.

— А ты что ж, в театр даже вхож?

— Товарищ мой… швейцаром там служит. Через них письмо и передали.

— Открой, — велел дворецкий привратнику и, когда тот открыл калитку, кивнул визитеру: — Проходи, милок.

Они вдвоем пересекли двор, дворецкий показал Глазкову на скамейку, сам направился в дом.

Илья присел на краешек скамьи, вертел головой по сторонам, наблюдая большое пространство двора, пока не увидел, что к нему направляется сам граф Константин.

Глазков сразу признал его, приподнялся, снял фуражку с головы.

— Здравия желаю, ваше благородие.

— Здравствуй, — кивнул тот и крайне сухо спросил: — Что за письмо? От кого?