— Вроде бы завтра.

— Сходи в поселок, уточни. — Гончаров взял со стола бумажник, вынул оттуда три рубля. — Это за услугу.

— Так я бы и даром сбегал, ваше благородие!

— Держи. И пусть, как только появятся, сразу ко мне.

— Так ведь вы ихний товар не уважаете!

— Раз хвалишь, значит, тоже попробую, — поручик толкнул солдата к выходу. — Только никому не звони о моей просьбе. Как бы народ насмешничать не стал, что с самоедами связался.

— Буду немым, как здешние болота. А если булькну, то только для себя, ваше благородие. — Пятясь, Иван дошел до порога, еще раз поклонился и, не веря своему счастью, деликатно прикрыл дверь.

Мирон Яковлевич внимательно выслушал мадам Гуральник, сложил ладони лодочкой, задумчиво похлопал ими.

— Говорите, одета была в мужской костюм?

— Сказала ведь, что не сразу узнала!.. Решила, какой-нибудь молодой господин к княжне! — с привычным раздражением ответила мадам.

— Сколько по времени она беседовала с княжной?

— Я час просидела в пролетке, однако артистка из дома так и не вышла.

— У дома Брянской дежурит агент.

— Заметила. Тетка с пирогами!

— Она тоже не видела, как ушла Бессмертная.

— Не думаю, что княжна могла оставить ее у себя.

— Тогда куда она подевалась?

— Это уже по вашей части, Мирон Яковлевич! — ехидно усмехнулась мадам. — Я сделала все, что от меня требовалось!

— Благодарю, — сыщик проводил ее до двери. — Придется нанести визит мадемуазель Брянской.

…Гаврила Емельянович был крайне удивлен появлением в своем кабинете барона Красинского. Вышел из-за стола, двинулся навстречу бледному, совершенно потерянному визитеру.

— Барон, душка… Что с вами? На вас лица нет, — взял под руку, повел к креслу. — Проходите, дорогой, присаживайтесь, — склонился к его лицу. — Чаю или кофею?

— Водки, если возможно, — слабо улыбнулся тот. — Если не возражаете.

— Как я могу возражать, любезный Александр Петрович?.. Сам с радостью и трепетом выпью вместе с вами. — Директор взял бутылку водки из буфета, налил в рюмки, взял свою. — Даже не представляете, какое наслаждение видеть вас. Меня ведь, старого и уже никому не нужного, почти все забыли. Театр забыли, меня забыли — беда… Времена, барон, времена…

Чокнулись, выпили.

— Вы мне нужны, Гаврила Емельянович.

— Лестно слышать. Изложите немедленно, или же еще по одной?

— Еще по одной.

Филимонов налил, снова выпили.

— Слушаю вас, — произнес он, усаживаясь напротив.

Барон помолчал, глядя куда-то в сторону и вверх, вдруг глаза его стали наполняться слезами.

— Беда, Гаврила Емельянович… — произнес деревянными губами.

— Ну что вы, дорогой… что с вами? Не надо плакать. Посчитайте до десяти и успокойтесь. — Филимонов взял салфетку, совсем как ребенку вытер барону мокрые глаза. — Считайте… Раз, два, три… Ну?..

Тот покрутил головой, громко высморкался в салфетку.

— Я скоро погибну, Гаврила Емельянович.

— Что вы такое говорите, барон? — перекрестил его директор. — Я мог бы понять какую-нибудь сумасшедшую артистку, но не вас, Александр Петрович! Что с вами?

— Погибну, — повторил тот, уронив голову. — А скорее всего убьют.

— Кто же на такое решится?.. Вас — барона! Господина, известного всему Петербургу!

Красинский снова высморкался.

— Помните, я однажды приходил к вам с некоей мадемуазель?

— Разумеется, помню.

— Вам известно, кто она?

— И кто же?

— Скажу, не поверите… Это бывшая прима вашего театра… мадемуазель Бессмертная.

Директор картинно поднес ладонь к губам.

— Что вы говорите?.. Не может быть!

— Да, Гаврила Емельянович, это чистейшей пробы правда. Госпожа Бессмертная.

— Ай-яй-яй, — закачал тот головой. — Так вот в чем дело?.. А я думаю, куда она исчезла после той встречи?

— Куда исчезла? — переспросил барон. — Вот об этом я как раз и хочу вам поведать. Вам ведь известны нынешние настроения в обществе?

— Ужасные!.. Молюсь денно и нощно, чтобы миновала нас беда сия.

— Вот как раз эта беда меня и не миновала. И меня, и мадемуазель Бессмертную.

— Вы путаете меня, Александр Петрович!

— Говорю истинно. Мы с бывшей вашей примой попали в западню. Теперь не знаем, как оттуда выскочить.

— Западня — это что?

— Эсеры… Революционеры!

— Батюшки праведные, — теперь Филимонов приложил ладони к губам уже без картинности. — Как же вас угораздило?

— Сам не понимаю. Возможно даже, под влиянием госпожи Бессмертной.

— Хотите сказать, она вас сагитировала?!

— Именно так. Она ведь после театра стала совсем одержимой. Одержимой справедливостью, свободой, даже местью обществу, которое ее отторгло.

— Да, да, да… Я это заметил. Она крайне изменилась. А что же вы, любезный, так легко поддались подобной заразе?

— Был влюблен в нее. Любые слова из ее уст казались мне вершиной искренности и чистоты. А потом мы ведь легко поддаемся влиянию. Вот и шарахнуло.

— Истинно так. Нас легко склонить. Сегодня в одну сторону, завтра в другую. И самое ужасное, Александр Петрович, мы каждый раз искренне верим и каемся. Верим и каемся… А в итоге получается, что предаем. И ту сторону, и другую.

— Я меньше всего желаю предательства, — приложил руки к груди барон. — Я желаю спасти себя и мадемуазель… Вернее не спасти, а предупредить общество об опасности. Вот в чем мое главное желание!

— Все мы желаем обществу одного и того же, — согласился Гаврила Емельянович. — Разве что каждый из своей скворечни. А скворечни смотрят чаще всего в разные стороны. — Налил в рюмки, чокнулся с гостем. — В чем ваша просьба ко мне?

— Вы, насколько мне известно, имеете разные контакты, в том числе и с полицейскими чинами. Не зная, как на них выйти, прошу помощи.

Директор задумался, затем рывком опорожнил рюмку, уставился на гостя.

— Есть у меня один господин… Следователь! Редкая сволочь, но если говорить по профессии, лучше не найти.

— Кто таков?

— Некто Гришин Егор Никитич. На днях мы так дошутились, что я едва не лишился жизни от его рук.

— Подскажете, как на него выйти?

— Разумеется. Но о нашем разговоре ему ни слова. Может неверно понять и от скверного характера поступить как раз наоборот. — Филимонов поднялся, покопался в ящике стола, нашел визитную карту Гришина, протянул барону. — Милости прошу, — на секунду задумался, вдруг поинтересовался: — А вы не подскажете, как разыскать мадемуазель Бессмертную?