— Да. — Ее голос.

— Нет. — Его.

Леся косится на Майка, обиженно надувая губы.

— Ладно, согласна. Три часа в пробке ради пары нудных вопросов человека, который и в музыке-то особо не смыслит. — Убирает кудрявый светлый локон за ухо. — Паш, скажи лучше, ты подумал?

— Насчет? — Тихо выдыхаю и складываю руки на груди.

— Ты остаешься в группе, мы делаем раскладку на три гитары. — Рыжий вытягивает из моего кармана пачку сигарет, берет одну и прикуривает зажигалкой. — Я — соло, ты — ритм, Борян — бас.

— И еще бэки. — Подхватывает Леся. — Вы с Майком хорошо звучите вместе.

Молчу. Вдыхаю носом дым и пялюсь на носки своих кроссовок.

— Не надо это ему, — наконец, выдает рыжий, одаривая боевую подругу взглядом победителя, — вот, что я думаю.

— Это еще почему? — Хмурится она.

Перевожу взгляд с одной на другого.

— Потому что это не его музыка.

Леся разводит руками:

— Скажи еще, что мы сочиняем и исполняем говно.

— Дорогая, — его голос понижается, — мы делаем поп-рок. Ты слышала, что слушает в наушниках этот парень? Хоть раз?

Она с шумом выдыхает:

— Нет. Что ты хочешь этим сказать?

— То, что пока, на данном этапе, он кайфует от возможности держать в руках инструмент, заводить толпу, делать что-то новое, но совсем скоро ему станет этого не достаточно. А по контракту мы не имеем права на эксперименты, нами взят курс, и нужно ему следовать. — Смотрит на нее, выдыхает клубы дыма, которые летят мне в лицо. — Ты же понимаешь, Паша мыслит по-другому. Не мне тебе рассказывать. И музыку воспринимает по-другому. Он — композитор, отличный исполнитель. Музыкант. Вот, кто он. По духу, по призванию. — Его прическа из-за ветра «гуляет» туда-сюда. — Людям, которые приходят посмотреть наши выступления, плевать на тексты и мелодии. Они тащатся от симпатичных парней, их модного шмотья, твоей крутости и сисек. Как долго этот парень продержится в непрекращающихся турах, гастролях, переездах, играя твою музыку? Как скоро ему надоест? Тебя хотя бы слава подстегивает. Тебя, Ника, Борю. А его?

— Ты сейчас что, отговариваешь его, что ли? — Леся сердито сводит брови. — Первый раз слышу, что тебе не нравится наша музыка. Которую мы вместе с тобой сочиняем.

Майк смеется, отклоняет голову назад и даже стукается затылком.

— Лесь, ты меня слышишь, вообще, нет? — Делает новую глубокую затяжку. — Мы сейчас про музыку говорим или про славу? Что ты ему предлагаешь? Он подписывает контракт и забывает о нормальной жизни. Так? На сколько? На три года? Его же заставят жить по бешеному графику, лишат возможности делать что-то свое, будут перевозить в поездах и самолетах от одного города в другой, диктовать условия, контролировать. Достанут этот его забавный, — показывает пальцем, — пирсинг из носа. Или, наоборот, всунут еще парочку колец. Постригут, побреют, оденут в чертовы пидорские штаны. — Он ударяет по коленям с размаху. — Ты мне скажи, это его мечта или твоя? Не видишь, дура, что парню плохо?

Она открывает рот и, задыхаясь, подбирает слова.

— Паш, — обращается ко мне, толкая в плечо, — что ты молчишь? Скажи ему, ну? Да все же мечтают об этом!

Майк краснеет, с остервенением выталкивая дым из носа:

— Ты глухая? — Качает головой. — Если начнешь слушать кого-то, кроме себя, станешь лучше понимать этот мир.

— Ты мне, вообще, не указывай, ладно? — Все, Леся тоже уже, кажется, заведена ни на шутку. — Сказал мне, что наша музыка — дерьмо! Охренеть!

— Да не дерьмо! — Он поворачивается к ней. — Просто этот чувак идет своим путем. Он слушает и пишет музыку совершенно другого стиля и жанра. Была бы повнимательнее к людям, многое бы поняла. Наша музыка — это наша. А если я тебя завтра отправлю на бэки к Боре Моисееву, закайфуешь? Три года «Голубую луну» и что-то там про Петербург выть в микрофон. Понравится? Я не говорил сейчас о качестве нашей музыки, говорил, что она другая.

— Миш, — говорит тихо, сдавленно, первый раз при мне называя его по имени, — ты мне скажи, тебе не нравится, что мы делаем, да? Я… Я ведь… предложила тебе рулить всем теперь. А ты… думала тебе…

Я теперь зажат меж двух огней. Искры летят в разные стороны. Эти ребята готовы поубивать друг друга одними только взглядами, а мне некуда бежать. За спиной стена. Вжимаюсь в нее.

— Твою же мать! — Майк отшвыривает окурок и резким движением отбрасывает пальцами прядь рыжих волос с лица. — Может, мне не нравится вся эта кутерьма, к которой ты хочешь приговорить Пашку, не нравится вся эта движуха и вот эта чушь, которая называется сейчас «стилем», но я… читай по губам… люблю. Нашу. Музыку! Черт! Да я хотя бы знаю, зачем на все это подписался! У меня же все нормально было до вас! Ради чего я пришел сюда хоть знаешь?!

Она растерянно опускает плечи.

— Ради… чего?

Он смотрит в ее глаза и не верит. Не может поверить, что эта девчонка не знает ответа на такой простой вопрос, лежащий для всех буквально на поверхности. Думаю, знает. Но то ли не может позволить себе сознаться в этом, то ли просто ждет, когда Майк, наконец, озвучит это вслух.

— Пораскинь мозгами, — выдыхает он и отворачивается.

— Не понимаю. Думала, мы команда…

— Еще недавно думал, что мы — твои подчиненные.

— Что?! — Она готова зареветь.

— Представь себе. — Рыжий тушит окурок и одаривает ее мрачным взглядом. — Удивлена?

Приглаживает взлетевшие вверх от ветра кудряшки.

— Да.

— Что ты хочешь от него? — Кивает на меня. — Видишь, не лежит душа у человека?

— Так пусть он сам тогда об этом скажет!

Надо же, про меня вспомнили. Продолжаю безучастно пялиться на свои ноги.

— Скажи ей, Паха. — Майк толкает меня плечом.

Раскачиваюсь от его толчка, придумывая, как бы сбежать от них поскорее.

— У тебя будет куча фанаток. — Леся улыбается, заглядывая мне в глаза. — Посмотри, наша популярность растет с каждым днем.

Рыжий усмехается:

— У тебя будет хренова туча ненужных обязательств.

Она прищуривается, переводя на него взгляд:

— У тебя будут бабки. Много-много бабла.

Он ржет:

— И мешки под глазами. Будет куда эти бабки складывать.

— Паш, — не унимается Леся, — не слушай ты его. У Майка очередной приступ пессимизма. Вечно все у него плохо. Посмотри — это шанс. Зачем тебе оставаться в этом нашем задрипанном Мухосранске? Посмотришь мир, накопишь денег. Это же творчество, это интересно. У тебя будет все.

— У него не будет Ани. — Эти слова рыжего возвращают меня к реальности.