Мне уже приходилось наблюдать, как под Генавой Мамурра возводил вдоль земляного вала многоэтажные сторожевые башни. Но гениальные идеи и методы строительства, используемые этим распутником и кутилой при сооружении моста, затмили все виденное мною ранее. Моим соплеменникам кельтам понадобилось несколько дней, чтобы переправиться через реку. Мамурре же вполне хватило суток. Когда к вечеру следующего дня мост был полностью закончен, на противоположном берегу Арара появились посланники гельветов, которые попросили Цезаря разрешить их делегации перейти через реку, чтобы провести переговоры. Кельты были поражены увиденным до глубины души. Некоторые даже поговаривали о колдовстве. Но я уже, кажется, упоминал, что Рим завоевал мир не при помощи меча, а при помощи простой лопаты. Идеи Мамурры были настолько гениальными, что Цезарь почти не упоминал в своих отчетах о его вкладе в успех военной кампании в Галлии. По-видимому, проконсул не хотел, чтобы еще кто-нибудь мог претендовать на его лавры.

От имени Цезаря гонцам кельтов сообщили, что проконсул готов провести переговоры на следующий день. Затем он велел выкопать огромные рвы и похоронить в них убитых. К тому времени Цезарь уже отдал своим солдатам приказ прекратить грабеж. На самом деле ни в лагере тигуринов, ни на телах убитых уже не осталось ничего ценного. Купцы и торговцы, имевшие разрешение на подобную деятельность, — среди них был и римлянин с уродливым носом — начали прочесывать поле битвы со своими наемниками в поисках одежды и металлических предметов, которые можно было перепродать. То тут, то там слышались недовольные голоса — это стервятники возмущались, когда легионеры пытались прогнать их.

Следующим утром Цезарь велел переставить свою палатку поближе к берегу реки. Здесь, ожидая прибытия делегации кельтов, он продолжил диктовать письма, с которыми гонцы должны были немедленно отправиться в Рим. В тот же день в штаб проконсула прибыл Валерий Прокилл, принц из племени гельвов.

Земли этого народа граничат на севере с территорией, принадлежащей аллоброгам, а на юге — с землями воконтов. Отец принца получил от тогдашнего губернатора Валерия Флакка римское гражданство, после чего в соответствии с установившейся традицией взял новое имя и стал называть себя Валерий Кабура. Даже будучи полностью зависимым от Рима и являясь его марионеткой, он должен был предоставить заложников, чтобы доказать свою преданность. В числе этих заложников оказался и его сын. Валерия Прокилла отвезли в Рим, когда он был еще маленьким мальчиком. Там он провел все свое детство и получил хорошее образование.

Итак, Валерий Прокилл был одной из тех странных «духовных химер» — наполовину римлянин, наполовину кельт. На примере таких, как он, многие ученые пытались доказать, что первостепенным является воспитание и образование, а происхождение не играет совершенно никакой роли. На тот момент земли гельвов находились под властью Массилии. Прокилл, насколько я мог судить, был примерно на десять лет старше меня и пользовался особым расположением самого Цезаря. Этот кельт, выросший в Риме, не раз выступал в роли переводчика во время переговоров с разными кельтскими племенами. Кто знает, возможно, Цезарь вызвал его потому, что до сих пор не доверял мне. Но я не исключал возможности, что проконсул мог руководствоваться и другими соображениями. Возможно, он собирался вести в Галлии военные действия одновременно против нескольких племен. В этом случае ему, конечно же, нужны были несколько переводчиков.

Примерно в полдень на противоположном берегу реки у моста появился Дивикон в сопровождении нескольких гельветов благородного происхождения и примерно дюжины простых воинов. Цезарь велел Валерию Прокиллу передать кельтам, что он готов встретиться с ними и начать переговоры. Гордо подняв голову, князь тигуринов ехал на своем коне по деревянному мосту, балки которого поскрипывали от ударов копыт. На расстоянии примерно четырех шагов за ним следовали остальные кельты. Выйдя из своей палатки, Цезарь, окруженный своими ликторами, ждал, когда делегация гельветов перейдет через мост. Кельты прибыли верхом, но римляне решили встретить их стоя на земле, а не сидя на конях. Дивикон остановил лошадь в нескольких шагах от Цезаря, резким движением руки отбросил с лица пряди седых волос, развеваемых ветром, и дрожащим от гнева голосом воскликнул:

— Мы не ослушались твоего запрета! В соответствии со всеми твоими указаниями мы не нарушили границу римской провинции и отправились к побережью по другому, более трудному и опасному пути! Так почему же ты хочешь воевать против нас на чужой территории, которая не принадлежит Риму? Разве не ты сам, будучи консулом в Риме, принял закон, в соответствии с которым проконсулы не имеют права вести военные действия за пределами вверенных им провинций? Тебе прекрасно известно, что заставило нас покинуть родные края. Мы, гельветы, не хотим войны. Наш народ желает мира! Если римский народ согласится заключить мирный договор с гельветами, мы будем готовы принять любые условия и отправиться в те земли, в которых ты велишь нам поселиться. Скажи нам, на какой территории должны жить гельветы, и прекрати преследовать нас за пределами римской провинции! Но если ты хочешь продолжить войну против нас, то я хочу напомнить тебе о поражении, нанесенном лично мною римским войскам, и о смелости гельветов. Вчера ты вероломно напал на одно из наших племен и безжалостно уничтожил не только воинов, но и беззащитных женщин, детей и стариков в то время, когда остальные гельветы никак не могли прийти им на помощь. Но знай, Цезарь, такой поступок ни в коем случае не делает тебе чести и не свидетельствует о смелости твоих солдат. Мы, гельветы, научились у своих пращуров побеждать в честной битве. Мы не пытаемся спасти свои шкуры, прибегая к хитрости и подлому обману! Поэтому берегись, Цезарь! — пророкотал Дивикон и, сжав кулак, поднял вверх правую руку, словно грозя самим богам. — Говорю еще раз: берегись, Цезарь! Если ты думаешь, что твое войско непобедимо, то ты глубоко ошибаешься. Стоит нам только захотеть, и уже завтра оставшиеся в живых легионеры будут бежать в Рим, чтобы сообщить сенату о твоем поражении и об очередном унижении римского народа!

Не знаю, почему с Цезарем разговаривал именно Дивикон. У старца был болезненный вид, а огонь в его глазах погас. Он уже не мог обратить в бегство одним своим видом целый легион. Сейчас его вряд ли испугался бы даже самый трусливый трибун. Дивикон скорее походил на старика, часы которого в мире живых сочтены, чем на вождя, чье войско пятьдесят лет назад победило римлян. Произнося речь, он окончательно истощил свои силы. Некогда славный вождь тигуринов сидел на своем коне и, тяжело дыша, ждал ответа Цезаря.

Когда Прокилл закончил переводить последнее предложение, а Дивикон дал понять, что он не собирается добавлять что-либо к уже сказанному, Цезарь с невозмутимым видом обратился к вождю тигуринов:

— То, как вы обошлись с нашими предками полстолетия назад, Рим ни в коем случае не забыл. И никогда не забудет. — Проконсул решил вновь вернуться к той старой истории, но не стал упоминать имя Луция Пизо, деда своего тестя. Цезарь говорил довольно долго, но у меня создалось такое впечатление, что у него на самом деле не было ни одной достаточно веской причины, которая убедительно объяснила бы всем присутствующим, включая Дивикона, почему римские легионы так подло напали на тигуринов за пределами римской провинции. Ведь кельты не нарушали границ и не ослушались запрета Цезаря.