историю их мира никто такого не совершал, никому и в голову не приходило!

–У полководца нет имени?

–Он его ни разу не произносил вслух.

–Продолжай, – приказал художник, и она не желала ослушаться.

–После той четырёхминутной бойни всё в мире поменялось. В первую очередь то, что люди начали бояться каждого шороха и грома. Мне пришлось создать больше закрытых городов, а Иллиан с полководцем пошли моей дорогой – создавали свои города, привлекали лучшие умы, но убивали всех тех, кто им отказывал. От войн оба на век отказались, но, узнав о тебе, у них появилась надежда – у обоих были свои планы на тебя, пока не поняли, что ты идёшь своей дорогой. Оба уверены, что ты мне нужен, как оружие – ни один из них не поверит, что я желаю тебя спасти! То, что люблю тебя, тем более, не увидят и не услышат…

Понять такую правду было проще, чем принять. Перед ним и правитель мира, и убийца миллионов людей, и спаситель его страны, и любимая женщина, за которую готов отдать жизнь. И уж точно, кому судить её, но только не ему! «Может быть, проще не продолжать душу памяти, а уничтожить её, и всё закончится тем, что заново начнётся?!».

–Теперь ты знаешь, что я за человек – убила миллионы, спасла миллиарды…

Её лицо стало унылым от последних слов, но Арлстау обнял её, поддержал объятием.

–Не кори себя. Без тебя этот мир не сможет…

Было приятно. Ещё бы, ведь тебя понимают. Когда ты век один, даже секунда с кем-то становится важной.

–Почему мы живём в таком мире? – сразу же спросил художник, не давая слову остыть.

–Мир один, а, значит, должен идти одной дорогой, а мы разрываем его на куски, примеряя на него все варианты себя самого. Видимо, миру нужен один правитель – ты…

–Нет, – нервно усмехнулся художник, вспомнив историю Данучи, в которой полководец правил один. – Миру вообще не нужны правители!

–Ты понимаешь, почему тебе нужно изменить душу памяти?

–Да.

–Когда не знаешь, за что воюешь, ты обречён на поражение! Войны не избежать. На этом континенте тебя помнят, а враг не знает, на кого идёт и не понимает, за что воюет.

Художник представил всё это и подумал, что у тех нет шансов, но спросил:

–Твой город за меня?

–За тебя не только этот город. Половина мира против того, чтобы тебя убивали! Я пообещала людям, что мир будет процветать, если мы выстоим, и художник будет жить! Обещание своё сдержу.

–Они верят в конец света или в меня?

–Они верят в тебя! Не твой дар тебя определяет, а твоё сердце! То, что ты делаешь – это не произнести слова и сделать вид, что они со смыслом! Ты творишь историю, я горжусь тобой, и вместе мы выстоим…

Художник взял в руки кисть и душу памяти. Лишь раз взглянул на полотно и замахнулся кистью так, словно желал порвать его на клочья. Одно движение кистью и изменил последний штрих души памяти. Руки затряслись, а голова раскалывалась от боли, но художник кричал не от боли, а от эмоций, что пронзили его также остро, как он желал пронзить полотно.

Править разумом это чудо!

В эту секунду все вспомнили художника. Арлстау видел каждого, но не каждый был ему по нраву. Ощущение, что запустил в свою жизнь не только тепло, но и тысячи мышей и тараканов…

–С тобой всё хорошо? – спросила она с заботой, предчувствуя перемены его души.

–Хочешь посмотреть жизнь Данучи? – внезапно осенила его душа памяти.

–Хочу. – ответила Анастасия.

Желания совпали в этот миг. Решили оба, что собственный бой можно отложить на потом, приняв участие в чужом.

В том мире бьются на мечах, а здесь за несколько минут могут погибнуть сотни миллионов. Война везде разная, хоть у неё одно лицо.

Когда он встал на колени перед полотном, на лице был нарисован риск. Рисковать всегда любил, но сейчас цена велика, а он зависимый картёжник, решивший бросить чужие кости, отвернувшись от своих.

«Если потеряю сознание, то очнусь в руинах, проигравший и потерявший всё.» Эти мысли нужно гнать из головы сейчас же. Ему есть за что сражаться, и ради этого он вытерпит любую боль!

Кисть сжалась в зубах, прикоснулась к бумаге, и вновь боль незнакома. Не тронула тела, всё внимание душе.

Душа сжалась в комочек, угодила в капкан и треснула по швам, оголив забытые раны. Грехи отцов, грехи всех поколений окружили с доступных сторон и хрипели на своём языке, что отвечать за них художнику. «Ты готов ответить?» – спросил голос деда.

–За что ответить? – не понимал Арлстау.

–За мои грехи.

Длинная пауза и короткое:

–Нет…

Обмякшее тело подвергалось внешнему воздействию. Уже во второй раз за несколько минут художник заставил переживать возлюбленную, но, что поделать, это война.

Война пирует, когда кто-то на коленях, и кто-то слёзы льёт в загубленных ногах. Война похожа на смерть, ведь они обе не дают права на ошибку, а жизнь предоставляет тебе право на тысячу промахов, но не один из них человек не ценит по достоинству. Ошибка или промах лишь вызывают в нас недовольство, и этим совершаем шаг назад, не совершенствуя себя, как и вчера.

Художник, всё-таки, потерял сознание, но быстро пришёл в себя. Анастасия же была вне себя!

–Что же это за дар такой? – восклицала она, выпучив красивые глаза.

–Чем выше дар, тем больше наказание… – выдохнул Арлстау, вскочив на ноги.

Вокруг меча возник чёрный круг, меч был окольцован – вот и все изменения, произошедшие с душой Данучи. Его душа угодила в капкан под названием круг. «Видимо, Данучи станет ещё ближе к людям, чем к аврам.» – ошибочно решил Арлстау.

Анастасия не сомневалась в своей решимости, когда художник взял её за руку и пригласил отведать другой мир…

-–

История Данучи: фрагмент пятый.

Привет из будущего…

Если бы не было прошлого, то не стало бы настоящего, не предвиделось бы будущее, ни во что бы не открылись двери…

Они летели над реками. Чем ближе водопад, тем их течение было когда-то прекраснее, но сейчас вода не была живой. Течения нет, и вода умерла на глазах. Раз остановилась, значит, погасла!

Герои не держались за руки, видя доверие в другом – от того ощущали, что похожи на птиц. Расправляли свои руки и мчались вперёд, как самолёты. Жаль, что наслаждение – это миг.

Недолгий полёт, затем то