конёк, но всё бывает впервые, когда начинаешь осознавать, что уже давно переступил черту – ещё до того, как пролил чью-то кровь.

В войске авров произошло волнение, и все взгляды долины упали на него. «Чего они добиваются? Что они хотят доказать своими шагами?», – мысли не давали ответов ни одному из людей, но ответ был близок, нужно было, лишь немного подождать.

Ещё совсем недавно Данучи кричал им самонадеянно, что у них нет лидера, и вот он лидер перед ним – шагает к нему по красной планете, усыпанной змеями, аврами и людьми.

–Алуар, – прошептал Данучи, и стыд перед отцом и домом не заставил себя ждать.

Но Алуар не подошёл к художникам – оставил свои ноги в двадцати шагах. Посмотрел на них с вызовом, также смело озвучил слова.

–Вы хотите убить нас всех или кого-то оставить? – прорычал Алуар, обращаясь к обоим художникам. – Убейте, раз не можете иначе!

Все герои глядели друг на друга, и каждому было стыдно и не по себе пред Алуаром, что довели его до таких слов, подвели за руку к тому, чтобы использовать оружие – пусть не против человека, но, всё же…

Их отвлёк адский гул – от него плавно замирает сердце, резко оборачивается голова. Глаза встречаются со смертью, и тело послушно ждёт…

В небе возникла белая точка, что сияла от света солнца, и чем ближе она, тем больше похожа на ракету. От ракеты едкий, белый след на небе, но белизна не предвещает ничего хорошего! Летит она с востока – с того простора неба, в который чаще других глядит спутница Арлстау, будто видит то, чего другие не видят, но об этом, почему-то, говорить ей никому не хочется! Чего-то боится…

Вопрос о том, что она видит в этом куске неба, Арлстау отложил на потом. Ракета приземлится очень скоро, и надо что-то делать, а герои, то смотрят на неё, то на друг друга – вместе решают, кто здесь виноват, вместо того, чтобы решить, как им быть.

Вновь застучали барабаны, и авры пели свою песню о том, что благодарны лишь дому своему, о том, что нет у них нужды просить, и ничьё прощение им не нужно.

Алуар и Данучи глядели на Арлстау без презрения, но, как на судью, подписавшего им приговор, а он мотал головой, говоря этим: «Я не хотел!».

Миг на раздумья, и взлетел в небо, чтобы пожертвовать собой, ради их мира. Его спутница бросилась в погоню за ним, но не успела.

Ракета не долетела, над долиной она взорвалась, над лугами она прогремела, ударив художника в грудь, не задев его сердца…

-–

Обычно, после каждого фрагмента наступала тишина, но не сегодня.

Отель рухнул, как карточный домик. Город бомбили, над городом кружились самолёты. Готовы любого ужалить, отравить каждого желают на тот свет.

Все жители с оружием в руках, сражаются за малую Родину. На лицах бесстрашие, им страх не помощник, но они готовы отдать жизнь, а Арлстау с Иллианом к жертвенности не приучены. «Умереть за что-то – одно, за кого-то – другое!». Оправданием не назовёшь…

Бились за города Ирон и Иронию, за художника, а такое не стирается с памяти, этот след для него ни волною не смыть, ни размыть с неба каплями…

Но художник ещё не у дел, он откапывал из обломков тело Анастасии и умолял кого-то, чтобы она была жива. Мольбы услышаны – она жива, но раны смертельные. Подняться не могла, многие кости сломаны, тело в ссадинах, в крови одежда и красивые волосы.

Однако, была в сознании, глаза открыты, мозг понимает, что вокруг творится! Поняла, что не заметили начала собственной битвы, пока плескались в чужом…

Рядом появился Иллиан, подошёл к влюблённым и, не теряя секунд, первым же словом решил изменить ход сражения:

–Сделай это! Иначе не спасти художника!

Художник с полу слова понял, о чём он её просит, но не был согласен. Однако, никто не спросил.

В руке Анастасии появилось что-то, похожее на небольшое зеркальце, но ловить в нём свою красоту она не собиралась. Раздавила в руке, порезав ладонь, и самолёты рухнули на землю, к её ногам! Все, что кружились над городом нашли выход в земле, ни один не улетел покорять космос. Без памяти ничто не управляемо, но почему-то именно вниз уходит полёт

Без памяти пришли на войну, без памяти её закончили. Для кого-то справедливо, но Арлстау так не считал. За две минуты его жизнь изменилась полностью! Сначала в истории Данучи, а теперь и в своём, собственном мире! «Две минуты, а столько всего, что не знаю, смогу ли продолжить…».

И всё, все враги её пали – может, и к лучшему, что войне достаточно мгновения, не нужно ей часами слушать звон мечей.

Взглядом с Арлстау встречаться не желала, боялась поймать в его глазах разочарование. Не желала сейчас осуждения – враг есть враг, и он у них общий. Между «выжить» и «погибнуть» выберет первое, как и любой человек.

Ждала вертолёт, который скоро прибудет за ними, Иллиан собирал полотна с нарисованными душами, а Арлстау смотрел во все стороны – на разрушенный город, расплескавшееся озеро и не желал жить в этом мире. Утомлённые люди проходили мимо, а художник хотел провалиться сквозь землю, но не смотреть им в глаза.

В их руках пригрелось оружие, в их глазах вера, что художник всё исправит, но в мире столько ожиданий, что невозможно их все оправдать!

Не нужна война светлому ангелу, злому бесу она не нужна! Никому она не нужна, кроме тех, кто желает править всем миром!

–Иллиан нам враг? – спросил её Арлстау, дав понять, что тот отдельно от них.

–Не знаю, – солгала она, хоть знала наперёд судьбу отца художника.

Иллиан послушал это и поразился им обоим – насколько он её не знает, насколько не похожим вырос сын.

–Да, бросил тебя! – воскликнул он на их слова. – Да, бросил в мире, который принадлежит не мне, бросил в этом городе! Не мог же я знать, что ты вырастишь художником, рисующим души! Знал бы…

Остановил слова, не знал, чем их продолжить, но продолжения не надо – и так заметна вся циничность его слов. Однако, Арлстау задело другое – что родился он в городе Ирон, а сейчас стоит на его останках! «Это месть Данучи или сам я творю так нелепо судьбу?!».

–Хотел бы убить, убил! – добавил Иллиан, и в небе зашумел вертолёт, предоставив