Хотя церковная площадь находилась менее чем в двадцати метрах от Рива-делли-Скьявони, сюда не доносились шумы из дока. Причиной непоколебимой тишины не было отсутствие прохожих на площади. Просто в отличие от других площадей Венеции эту сконструировали несколько иначе. Здесь можно было пройти лишь по одной стороне, а не переходить с аллеи на аллею, пересекая пространство. Возможно, именно благодаря отстраненности от мирской суеты церковь источала такое спокойствие. А остальные храмы в Венеции если и внушали подобное ощущение, то разве только глубокой ночью, когда все вокруг погружалось в сон.

Выйдя на площадь, Барбариго остановился. Церковный беломраморный фасад купался в вечернем солнце и отбрасывал мягкие тени. Мессу сейчас не служили. Может быть, потому вокруг и не было ни души, кроме единственного попрошайки, свернувшегося калачиком у дверей храма.

Барбариго наблюдал эту столь знакомую ему картину и понимал, что наконец-то вернулся домой.

Кафедральные двери распахнулись, и из них вышел мальчик, а за ним женщина.

Нищий, который казался спавшим, тут же поднялся и стал просить у посетителей милостыню. Сначала женщина хотела пройти мимо, но затем остановилась. Она что-то шепнула мальчику, а затем, вынув из своей маленькой сумочки немного мелочи, дала ему. Мальчик подошел к просящему, но не бросил подаяние, а нагнулся и высыпал монетки ему в руку. После этого мальчуган вернулся к женщине, ожидавшей его в нескольких шагах поодаль, и они вместе направились к аллее напротив той, где стоял Барбариго.

Без сомнения, это были мать и сын. В том, как женщина шептала мальчику на ухо и как он отвечал, чувствовалась особая близость. И незаметно даже для них самих эта близость со временем перешла в нежность, которая обычно возникает при взаимопонимании. Барбариго впервые за многие годы охватило чувство тоски по былому.

С первого же взгляда на мать Барбариго понял, что она — не венецианка.

Урожденные венецианки, как правило, были пышными женщинами с золотисто-рыжими волосами. И даже те, которые не были натуральными блондинками, подолгу осветляли волосы на солнце, добиваясь так называемого стиля «венецианских блондинок». Хотя голову женщины покрывала тонкая черная вуаль, было видно, что волосы у нее темные. Ее тело казалось стройным и гибким. По сравнению с большинством венецианок, шагавших тяжело и неуклюже, в ее походке присутствовала элегантная легкость.

Мальчику было около десяти лет. Его телосложение было гибким, как у матери, но мускулатура пока что оставалась по-детски неразвитой. Барбариго позабавило то, как он разговаривал с матерью. Сын следовал за ней по пятам, как щенок за хозяином, он не замолкал даже тогда, когда отставал от нее на пару шагов. Заглядывая снизу вверх в лицо матери, мальчуган перепрыгивал с одной мысли на другую. А она, не замедляя шага, нежно отвечала на каждый вопрос.

Мать и сын прошли под аркой по аллее, ведущей с площади. Дойдя до конца, где аллея была украшена рельефом с изображением Девы Марии, они повернули направо. Барбариго было с ними по пути, поэтому он следовал за двоими, отставая на двадцать — тридцать шагов. Ему хотелось задержать то чувство трепетной ностальгии, которое возникало при виде матери и ребенка.

Спустя некоторое время они вышли к каналу. Мать и сын шагали той же дорогой, но так как теперь она проходила вдоль канала, такая набережная называлась «фондамента» — «опора для пристани», а не «калле», что означало бы просто «дорожка». Венецию пересекали многочисленные каналы, оттого здесь повсюду встречались лодки. Поэтому всякое место, на которое можно было вытащить лодку, становилось еще и пирсом.

Пройдя немного по тротуару вдоль канала, они подошли к небольшому мостику Женщина с мальчиком стали переходить мост, сын все так же следовал за матерью. Барбариго вспомнил: чтобы попасть в Сан-Северо, ему тоже нужно было перейти канал в этом месте.

Флотоводец шел за двоими на расстоянии в пару дюжин шагов, но, добравшись до моста, потерял мать и сына из виду Их не было ни на мосту, ни впереди на дороге. Однако они не могли затеряться среди толпы, так как центр города был довольно далеко отсюда, кроме местных жителей, здесь редко кто бывал. Он увидел лишь кошку, крадущуюся по темной и унылой аллее, куда даже не проникал вечерний солнечный свет.

Барбариго вздохнул. У него было такое ощущение, будто некий темный занавес скрыл от его глаз столь трогательную сцену. С другой стороны, он сразу же вспомнил, куда и зачем шел. Флотоводец увидел маленькую адресную табличку из белого мрамора, прикрепленную к двери.

Венеция состоит из шести районов, так называемых «сестерье», каждый из которых, в свою очередь, подразделяется на кварталы — так называемые «пэриши». Таким образом, венецианские адреса состояли из номера дома, названия «пэриша» и указания соответствующего «сестерье».

Венеция стоит на воде, площадь суши здесь ограниченна, поэтому люди стремились и стремятся использовать каждый дюйм земли. О разнообразии способов использования участков суши свидетельствуют многочисленные названия — «пьяццо» (базарная площадь), «кампо» (площадь), «корте» (двор), «каре» (улицы), «викколо» (дороги), «фондамента» (тротуары) и «сотто портико» (переулки). В иных городах улицы определяются древнеримским способом, но только не в Венеции. Если в других городах адрес состоит из названия улицы и номера дома, то в Венеции такая система просто невозможна. И по сей день разыскать здесь дом по адресу очень сложно.

…Барбариго никак не мог найти нужный ему дом. Среди других зданий, плотно прижатых друг к другу, тут располагалась усадьба известной аристократической семьи Ириули. Ее адрес всего лишь на цифру отличался от того, который искал Барбариго. Он постучал в ворота, чтобы спросить, в какую сторону ему идти дальше. Слуга вежливо объяснил: нужный ему дом находится сразу за домом Ириули, — сообщив, как туда добраться.

Наконец Барбариго добрался до места назначения. Дом был практически скрыт от глаз прохожих растущим рядом деревом. Флотоводца впервые посетила мысль, что строения здесь теснились именно из-за ограниченности суши, даже дворянские дома не стали исключением. Такая система позволяла городу вместить всех приезжающих, а их было немало благодаря процветающей международной торговле. Здание, к которому подошел Барбариго, было как раз одним из съемных домов.

Над его головой в тени желтой листвы висел маленький металлический колокольчик для посетителей. Помешкав, Барбариго позвонил. Спустя пару минут дверь приоткрыла женщина лет пятидесяти, и посетитель, не заходя, объяснил причину своего визита. Он остался стоять, а женщина ушла доложить хозяйке о госте.

Пока Барбариго ждал, он размышлял о тосканском акценте служанки.

Она вернулась и впустила его, на сей раз распахнув двери полностью. Двор оказался настолько небольшим, что его трудно было назвать садом. Желтые листья непрерывно падали на землю. Каменная лестница сбоку дома вела на второй этаж, где и находился вход в помещение. Служанка провела Барбариго мимо прихожей, через маленькую комнатку, а затем открыла дверь в следующее помещение, где оставила его ждать, и удалилась.