Врассун подался вперед и сгреб со стола фотоснимки. Лицо Сайласа потемнело. Май Бао знала, что когда-то на этом же столе лежали другие снимки — сфабрикованные фотографии с изображением дяди их теперешнего гостя, который якобы осквернил и покалечил китайскую девочку. Те фотографии стоили клану Врассунов монополии на прямую торговлю с Китаем, а дяде этого человека — жизни. Об этом ей рассказывал Сайлас, делясь сомнениями относительно того, насколько моральными можно считать действия его отца. И вот теперь ему, возможно, представился шанс искупить отцовский грех и хотя бы немного облегчить тот непосильный груз, что лежал на его плечах. Сайлас кивнул.

— Могу ли я расценивать этот кивок как согласие, мистер Хордун? — спросил Врассун, и горделивое выражение на его смуглом лице уступило место радостному ожиданию.

— Да, можете. У нас с вами и у ваших воров-единоверцев из Бирмы должно хватить денег, чтобы спасти многих.

— И мы их спасем.

— Да, мы не допустим, чтобы с ними случилось то же, что и с русскими.

Волны российских аристократов стали накатывать на Шанхай после коммунистического переворота 1917 года. Сначала они ходили по улицам города так, словно по-прежнему оставались хозяевами великой страны. Они останавливались в лучших отелях и посещали лучшие рестораны, но это продолжалось лишь до тех пор, пока у них не закончились деньги. Эти дурно пахнущие белые люди не могли обвести китайцев вокруг пальца. Они ничего не умели, мало что знали и, распродав свои меха и драгоценности по смехотворно низким ценам — они ведь считали, что торговаться ниже их достоинства, — занялись единственным делом, на какое были годны — стали шлюхами. Длинноногие элегантные красавицы, вращавшиеся до этого в лучших домах Москвы и Петербурга, быстро сообразили, что их умение болтать по-французски, бренчать на пианино, вести остроумные беседы и флиртовать с мужчинами не поможет им заработать на жизнь в Городе-у-Излучины-Реки. Здесь ценность имели другие их достоинства: белая кожа, высокие бедра и узкая спина. Когда они осознали это, в их карманы потекли деньги как европейских торговцев, так и китайских мужчин, принадлежащих ко всем социальным слоям.

В истории такое случается редко, когда мальчишка-разносчик имеет возможность переспать с дамой царских кровей, а торгаш может заставить княгиню встать на колени — безнаказанно и с улыбкой на губах.

Пока женщины торговали телом, чтобы содержать мужей-аристократов, те занимались единственным делом, которое сумели освоить на протяжении веков, — философствовали, пили и строили изощренные планы мщения, которым — это понимали даже они сами — никогда не суждено сбыться.

А когда женщины начали болеть хворями, неизбежно сопряженными с их новой профессией, мужчины оставляли их заживо гнить на грязных матрацах в комнатах, где зимой от холода замерзала вода в стаканах, а летом от жары и влажности на деревянном полу росли грибы. Зачастую, полагая, что женщина отсыпается после бессонной трудовой ночи, ее подолгу не трогали и спохватывались лишь тогда, когда мертвое тело начинало распространять смрад.

— Мы объединим наши возможности, — сказал Врассун, — и попытаемся выяснить, скольким несчастным сумеем предоставить кров и пищу.

— Но как они сюда доберутся?

— На наших с вами кораблях и по суше. Стоит только сказать, что евреев здесь ждут, и они найдут способ добраться.

Врассун положил ладонь на руку Сайласа. Тот руки не убрал.

— Но, мистер Врассун, эти евреи, коли уж им предстоит здесь жить, должны относиться к китайцам с уважением. Вы слышите меня? Они будут уважать настоящих хозяев этого города. Обязательно будут! Вы слышите меня? Они не станут оскорблять мою жену. А теперь поднимите голову и посмотрите в ее прекрасные глаза. Сделайте это!

Врассун посмотрел сначала на фотографии, которые держал в руках, а потом — в бездонные глаза Май Бао.

— Добро пожаловать, мистер Врассун, — проговорила она, улыбнувшись, потом с грустью добавила: — Я так много слышала о вас.

* * *

Королек клюнул женщину в щеку, и на коже выступила капелька крови. Май Бао подняла руку к щеке, и птица улетела.

— Мне будет не хватать тебя, Сайлас, — произнесла она, провожая птицу взглядом.

Шум рынка возвратился так же внезапно, как и умолк. Несколько секунд Май Бао слушала пронзительные крики птиц, потом распустила свои длинные волосы. Тряхнув головой, она вновь накинула белое траурное одеяние и, к удивлению зрителей, снова заняла место в траурной процессии, поблагодарив девушку, которая ее подменила. Цимбалы даосов надрывались прямо за ее спиной. Впервые ей пришло в голову, что Сайлас, возможно, не понял бы, почему она решила похоронить его в соответствии со своей, а не его традицией. Ей хотелось верить, что он поймет. А еще она подумала о том, заметили ли это те, кто наблюдал сейчас за процессией, а если заметили, то есть ли им вообще до этого дело. Ощутив рядом с собой старшего из приемных сыновей, Май Бао поймала холодный взгляд на удивление молодого генерала Акиры, возглавлявшего официальную делегацию Японии.

За несколько лет до этого японцы захватили Маньчжурию и возвели на трон марионеточного императора. Это было делом рук генерала Акиры.

* * *

Молодой японец кивнул проходившей мимо Цзян, а потом прошептал стоявшему рядом с ним еще более молодому генералу Юкико:

— Время настало.

— Среди китайцев царит разброд, они пребывают в растерянности, — улыбнулся в ответ Юкико. — Националистов в Нанкине больше беспокоят коммунисты на севере, нежели мы. Почти половина страны находится под контролем военных правителей. Китайцы слабы и глупы. Пришло время нанести удар всеми силами, которыми мы располагаем. Настал момент, когда великая культура Японии должна указать истинный путь этой старой, умирающей блуднице. Чтобы оккупировать всю страну, нам понадобится меньше трех месяцев.

Генерал Акира не ответил. Он вспоминал политический хаос, который не так давно царил в самой Японии, потерянное время в середине двадцатых годов, когда страна вошла в крутое пике, совершая опасные маневры между новыми для того времени западными путями развития и реставрацией императора Мэйдзи.

— Благодаря молодым офицерам вроде нас император вернулся на трон, и теперь судьба Плавучего острова целиком в его руках. Император хочет войны не меньше, чем мы.

— Больше, — поправил коллегу генерал Юкико.

— Все готово для того, чтобы мы завладели Китаем. Нужен лишь повод, и мы выдвинемся за пределы Маньчжурии на территорию Поднебесной.

— Да, — согласился генерал Юкико, — а повод для войны найти просто. Взять хотя бы вон того солдата. — Он с улыбкой кивнул в сторону одного из японских капралов, что сопровождали их в поездке в Шанхай для участия в траурных мероприятиях. Это был сын старого аристократа — ленивый, избалованный привилегиями, не солдат, а увалень. — Если, к примеру, он пропадет — устроить это проще простого, — мы можем объявить, что его похитили китайцы. Затем мы потребуем извинений, в чем после всего, что случилось в Маньчжурии, нам, без сомнения, будет отказано. И тогда мы начинаем наступление во имя спасения нашего солдата. Мы имеем полное право защищать своих военнослужащих, более того, это наша святая обязанность.