Не понимая, к чему она ведёт, он с неохотой медленно кивнул.

– И дело ведь даже не в том, что я тоже могла оказаться шпионкой, – довольно легкомысленно рассказывала дальше она. – Дело было в последствиях, которые ты не мог допустить… да и личные эмоции, наверное, примешивались? – нерешительно предположила она.

– Да, – коротко согласился он.

– Но ты не просто отпустил меня, Эртан. – заглянула она ему в глаза с очень серьёзным выражением. – Ты ни тоном, ни жестом не выразил неприятия этой идеи и не попытался использовать ни одного из имеющихся у тебя рычагов давления на меня, чтобы изменить мой решение.

Он кивнул, начиная понимать.

– А Эрьен, – вернулась к теме она, – отступает, только чтобы вернее добиться своего позже. Скорее всего, он ни на миг не даёт Алисс забыть, к чему ведёт. Не думаю, что так можно полюбить, – пожала плечами она. – Он ведь… попросту давит её своим великодушием, ведь так? Посмотри, он же всем своим поведением так и говорит: «Я хороший муж, будь и ты хорошей женой».

– Дьявол! – согласился с этими выводами Эртан, откидывая голову назад усталым и отчаянным жестом. – Но что тут можно сделать?

– Отпустить, – решительно повторила свой вывод Рэми.

Он посмотрел на неё мучительно:

– Но отпускать должен я, а не он.

Принцесса поморщилась. Один незадачливый ниийский гофмейстер даже не подозревал, что ему только что подписали смертный приговор. Правда, у Рэми, к счастью, не было связей такого рода, чтобы этот приговор привести в исполнение… да и отчасти её останавливало то соображение, что, узнай когда-нибудь Алиссия, кто приложил руки к смерти её возлюбленного, – плакала их дружба.

– Эрт… – попыталась было убедить его в преданности Алиссии она, но он остановил её раздражённым жестом.

Снова откинувшись на подголовник кресла, он произнёс куда-то в  потолок:

– Знаешь, Рэми, я не знаю, как с этим справляться. Можно знать единственно верное решение и осознавать, что должен действовать в соответствии с ним. Но что делать, когда на пути этого правильного решение стоит человек? Не обязательно даже близкий тебе, – лихорадочно уточнил он, – а просто – живой человек, со своими страхами и надеждами, чувствами и болью. И государственная необходимость требует переступить через этого человека, признать его лишь досадным обстоятельством, а его чувства – досужей помехой, которой требуется пренебречь для общего блага. – Он вскочил и принялся лихорадочно расхаживать по курительной. – И я должен решать снова и снова, сталкиваться с этим человеческим препятствием – и решать. Переступать через одного человека, чтобы сделать хорошо другим? Где она, эта граница, Рэми, после которой ты становишься бесчеловечным тираном? – устало вопросил он. – Что толку быть правителем, если ты должен переступать через живого человека, и это правильно? Что за правда такая! – саданул он кулаком стену, останавливаясь.

Глаза Рэми наполнились слезами; она не знала ответов на эти вопросы. Пытаясь найти для него хоть какой-то выход, она припомнила, как справлялся с дилеммами подобного рода отец: ведь и у него на пути государственной необходимости вставали живые люди.

– Возможно, толковые советники и помощники, которые разделят с тобой ответственность?.. – робко предположила она, но не успела закончить.

Он резко развернулся к ней, сложил руки на груди и криво улыбнулся одной половиной рта:

– Прекрасно. Мой бессменный и ответственный помощник в деле решения вопросов со шпионами – Эрьен. Перевалим проблему на него, да? – истерично рассмеялся он.

– Ну, он эту проблему решил как мог, – раздражённо встала Рэми.

Раздражение её было направлено, разумеется, на ненавистного гофмейстера, который так всем подгадил.

Эртан вздохнул и облокотился на стену спиной.

– Пусть продолжает решать, – твёрдо сказала Рэми. – Оставь это ему, Эрт. Не вмешивайся. Сможет отпустить – отпустит, нет – нет.

Он встретил её взгляд и спросил:

– А если он отпустит, а она предаст?

– Будем решать проблемы по мере их поступления, – резко парировала она, складывая руки на груди. Потом мягче добавила: – Оставь ему решать это. – Помолчав, добавила: – Меня же ты решился отпустить – и, видишь, ни войны, ни… – она тихо улыбнулась.

Он ощутимо расслабился; в глазах его загорелись искорки.

– В самом деле, – согласился он, размыкая руки и протягивая к ней ладонь.

Ей не требовалось иных приглашений; она влетела в его объятья и прижалась к нему покрепче, пытаясь всем своим телом передать мысль о том, как она тревожится за него и как хочет поддерживать его всегда.

Прижимая её к себе, он лениво протянул:

– Умеешь ты добиваться своего, да, драгоценная?

Она фыркнула ему в шею и доверительно призналась:

– Но я ведь А-Ларрес, мне по роду положено.

Он довольно рассмеялся и поцеловал её.

Уладив дела с мужем, Рэми быстро пообедала и снова было вернулась к разбору вещей, но почти сразу была прервана Рассэлом.

Облокотившись на косяк, он нарочито небрежным тоном спросил:

– А ты не знаешь, куда подевалась Элпи?

Мысленно застонав – сегодня у неё явно выдался день распутывания чужих любовных проблем! – Рэми немного раздражённо ответила:

– Уехала домой.

– Даже не попрощалась? – невольно вырвалось у расстроенного Рассэла, и на полученный недовольный взгляд он бегло объяснил: – Я бы проводил.

Рэми сделала скорбное лицо.

– Что? – насторожился незадачливый воздыхатель.

Поморгав растеряно, она ответила:

– Нет-нет, ничего, – и с деланной лихорадочностью вернулась к своим делам.

– Рэми-и, – требовательно отвлёк её от этих дел он. – С Рейном, что ли, уехала?

Не поворачиваясь к нему, она повела плечом и кивнула.

– Рогр! – саданул Рассэл кулаком косяк с досады.

– Рас… – повернулась к нему обеспокоенная Рэми, но он не дал ей ничего сказать, перебив:

– Да знаю я всё, знаю! – и даже руки поднял, подчёркивая свою позицию. – Не переживай! – и вышел.

Разбор вещей шёл вяло, потому что внутри своей головы Рэми ругалась на Элпи и размышляла о том, какими же всё-таки баранами бывают отдельные представители сильного пола.

Размышления такого рода были прерваны внезапно влезшей в окно Тунь (очевидно, это было связано с тем, что через окно зайти было ровно на одну минуту быстрее, чем через дверь). Рэми даже не удивилась: ни новому визиту, ни способу проникновения, ни последовавшему вопросу:

– А ты Раса не видела?