Слава Богам, живы! Еще живы!

Один раз Олеандра прибило к дереву воздушным потоком. Дважды он отпрыгнул от водяных струй, которые едва не смыли его в овраг. А чуть раньше почти угодил в пасть плотоядной искусительнице сирене — её заунывная песнь на миг поработила разум, пробудила внутри греховные чувства.

К счастью, Айон очутилась рядом. Метнула в мерзавку копье, и та рухнула с дерева.

За спиной Олеандра шлепнулось тело дриада с рассеченным горлом. В груди разгорелся пожар, но он не дозволил ему омрачить суждения. Только на миг обернулся и снова рванул на луг.

Олеандра прикрывали. Поэтому он просто мчался вперед, надеясь спасти крылатую дуреху, которая сдуру вмешалась в сражение.

Зря, очень даже зря он не отослал Эсфирь в Вальтос! Но кого теперь волнуют его сожаления?

— Олеандр, слева! — Он услышал крик Зефа и прильнул к стволу, пропуская летящую стрелу.

И полунайра с крыльями, моргнув сразу шестью глазами, захромала, прошитая навылет. Шлепнулась лицом на траву, и кровавая струя забила из ее спины. Тут же десятки мшистых — лимнады! — копий прибили её к почве.

Почти пьяный от творившегося вокруг безумия, Олеандр вскинул голову. Отец и Зеф скакали к нему галопом, прорываясь сквозь дым, комья грязи летели из-под копыт двух элафия.

Паника распускалась внутри, словно побег цветка. Оглядываясь, чтобы не пропустить новый удар, Олеандр дождался, когда отец замедлится и свесится с седла, схватился за протянутую руку и заскочил на спину элафия.

— Опомятуйся, Олеандр! — прокричал отец. — Воззови к разуму и сосредоточься! Ты рассеян!

Да ну?! Олеандр не отозвался, щуря слезящиеся от ветра глаза. Беспокойный элафия вертел мордой. Рвал поводья в сторону, не желая скакать к звону и всполохам. Дорога под ним казалась движущейся полосой — пыльной и бесконечной. В невообразимом прыжке он перелетел через поваленное дерево и стрелой выскользнул на луг.

На глазах Олеандра водяной ураган смёл двух хинов и обрушился на землю брызгами. Отец круто развернул элафия, отчего тот встал на дыбы. И метнул в землю сгусток чар.

Перед Эсфирь вырос древесный щит. Поток скрученного воздуха врезался в него и не сумел пробить. Только содрогнул и рассеялся, тревожа дым. Стрелявшая полугарпия взмыла в воздух. Крылья её затрепетали.

— Олеандр! — выкрикнула Эсфирь, и эхо её крика прокатилось по полю брани.

Их взоры пересеклись. Ненадолго. Она устремила залитые белым глаза к гарпии и ударила. Белесая дуга света, ускоренная поворотом, сорвалась с разведенных рук Эсфирь, как резинка с рогатки.

Гарпия парила на такой высоте, с какой нельзя упасть, не превратившись в сломанную куклу. Она тоже ударила — ударила потоком скрученного воздуха. Два снаряда встретились в небе, рассыпая искры. Свет не подавил ураган, но перетек через него, будто через пустоту. Воздушная струя врезалась в почву, Эсфирь ускользнула от нее, забрызганная грязью.

Свет окутал гарпию, и она закричала. Захлопала крыльями. Заплясала в воздухе, как пьяная.

— Уведи её, Олеандр! Спрячь! — резанул по ушам крик отца. — Пусть бережет силы! Азалия близко!

Потерянность и страх исчезли — словно схлынули к траве, когда Олеандр соскользнул с элафия и закрыл Эсфирь собой. Вырвал меч из ножен и бросил в почву вспышку чар. Корень вынырнул на волю, и пикирующая гарпия сама насадилась на его острие.

Её янтарные глаза сверкнули. Обрывки одеяния дымились. Обожженное, разрисованное вздувшимися венами лицо несло печать безумия. Недолго. Скоро гарпия сомкнула веки. Пала с самодовольной усмешкой на губах, в тот миг как в спину ей еще вонзались копья.

Воздух клокотал, перенасыщенный чарами, остервенением и гневом. Пылища и пепел забивались в нос и глотку. Выродков на лугу становилось не меньше, а больше — казалось, кто-то гонит их в одну точку.

Олеандр схватил Эсфирь за руку, утягивая в тени крон. Боковым зрением он видел тела выродков, хинов и дриад. Раскиданные по округе, они настаивались в кровавых лужах. Видел, как когти выскочили из наруча отца. Как он резанул по горлу не то нереиду, не то наяду, и голубые брызги оросили его лицо.

— Налетайте, хиновы дети! — прорычал Зефирантес под свист ветра, стрел и копий.

Ударом палицы он сшиб граяду. Еще одной вырожденке рассек глотку, и карминовый ворот окрасил её шею. Рухнув, она успела свернуться, как дитя в лоне матери.

Неподалеку бился Рипсалис. И как бился! Звериный рык, удар первый, второй, третий: чары выродков тухли, а сами они разлетались, падали друг на друга, сбивая соратниц.

— Тебя обучали сражаться? — проорал Олеандр, перепрыгивая через рытвины и ямы.

— Не знаю, — пискнула Эсфирь. — Не уверена… Не знаю, не помню… Куда ты меня ведешь?!

— Спрячься! — Олеандр затащил её под ветви и, дождавшись неуверенного кивка, рванул на луг. — Отец что-то задумал, велел тебе не тратить силы!

— Почему?!

— Не ведаю. Но я верю ему!

Олеандр чуть отогнулся, пропуская копье. Следом мимо него друг за другом пролетели две стрелы. Он отдался во власть чувств и инстинктов. Тронул лапу хина, кивком направляя его к Эсфирь.

Тронул и замер, стирая кровь с рассеченной губы. Вниманием завладела бредущая к нему элиада — чистая, без примеси второй крови. Чудилось, она просто так прохаживалась по полю боя, надеясь собрать уцелевшие цветы. Туманная дымка окутывала её. Оголенные плечи перекрывали серебристые дорожки, казалось, кто-то рассыпал по ним лунную пыль.

Она улыбалась — улыбалась мягко и тепло, как если бы старого приятеля встретила. Олеандр даже малость растерялся, гадая, друг она или враг. Но следом принялся отходить.

Элиада наступала. Он отступал, изучая ее, подмечая морщинки вокруг светлых, почти белых глаз, выдающие почтенный возраст. Подмечая серые шипы на предплечьях, между которых, будто разряды, пробегали сизые зигзаги чар.

Холодного оружия при ней не было. Вроде бы. Верхняя часть её тела пряталась за бежевой туникой, стянутой на поясе корсетом. Ноги обтягивали черные штаны, тонущие в сапогах с широким раструбом.

Удар. Один удачный удар мог решить всё! Но растерянность сыграла с Олеандром злую шутку. Напрасно он посмотрел элиаде в глаза. Она считала его воспоминания и навлекла на него, усиливая стократ.

Серебристая дымка соскользнула с неё. Окутала Олеандра, насильно унося в прошлое. Ощущения обострились настолько, что он почувствовал толчки крови, бегущей по венам. Почувствовал, как под ладонью натягиваются и рвутся клейкие нити — липкая обмотка на рукояти меча.

Моргнул раз, и сердце отозвалось тянущей болью. Моргнул два — и потонул в серебряной круговерти. Олеандра выкинуло к краю обрыва — того самого, откуда спрыгнула его мать.

Боги милостивые! В горле невыносимо запершило. Олеандр вытянул шею над пропастью и узрел на дне розовые цветы, точно повторявшие очертания её мертвого тела.