куда они собирались перебраться гораздо позже — с первыми заморозками.

Девочку в это время уносила река…

Когда заря разбудила ее, девочка протерла кулачками глаза, улыбнулась. Она ждала, что скоро появится мать, заберет ее в юрту и напоит теплым оленьим молоком. Но мать долго не приходила, и девочка заплакала. Она раскутала оленью шкуру, ухватилась ручками за борт, встала. Берега, бежавшие навстречу, показались ей чужими. Там, где они жили, на берегу стояли две юрты, а у самой воды на жердях, воткнутых в песок, сушилась рыболовная сеть. На холме была клетка с лисенком, которого ей недавно подарил Лядэ. Каждое утро она приносила лисенку остатки молока и долго возилась с ним. Недавно зверек выскользнул из ее рук и побежал в тундру. Девочка закричала. На крик прибежал Лядэ. Узнав, в чем дело, пустился догонять лисенка и, поймав его, бросил в клетку и запер ее.

— В другой раз не поймаю, — строго предупредил Лядэ.

Мысль о лисенке, который ждет ее, заставила забыть про все остальное, и девочка немного успокоилась. Ей стало холодно. Она легла на дно бата, натянула на себя оленью шкуру. По небу плыли редкие облака. Они то сходились в одно сплошное облако, закрывая солнце, то расходились, и в узкие просветы опять пробивались жаркие лучи. Потом из-за сопки вылетели гуси. Девочка вспомнила сказку про диких гусей, которую ей часто рассказывала мать. Сказку про маленькую девочку, заблудившуюся в тундре, и про то, как старая гусыня подобрала девочку, посадила на крылья и принесла в стойбище.

«Если мама долго за мной не придет, — думала девочка, — гусыня на крыльях принесет меня к ней».

Но гуси быстро пролетели и скрылись за облаком.

Девочку стал мучить голод. Она опять ухватилась за борт, встала. Холодный ветер дул ей в лицо, в грудь, задирал рубашонку. Едва держась на ногах, она вглядывалась в берега и опять не узнавала их. Теперь уже не холмы с колючкой бежали ей навстречу, а высокие темные горы. Ей было страшно, и она хотела крикнуть. Но у нее почему-то пропал голос. Окоченевшие ножки сами сгибались в коленях, а руки едва держались за борт. Новая сильная струя ветра на повороте ударила в грудь. Девочка упала на дно бата, раскинув ручки.

Гораздо позже она узнала, что река несла ее весь день и всю ночь, и лишь на рассвете следующего дня, когда бат вынесло течением в горловину лимана, его заметил с горы и перехватил пастух.

Пастуха, который спас девочку, звали Лекэ. Он еще в начале весны покинул стойбище и все лето кочевал с оленями.

Лекэ не заметил, что в бате лежит девочка, и несколько минут провожал его взглядом. Неожиданно течение круто повернуло бат к песчаной косе: Лекэ подумал, что, пока будет жить у воды, бат может ему пригодиться, и решил перехватить его.

— Ай-ай, как далеко унесло тебя, маленькую! — сокрушался пастух и, взяв ее на руки, отнес в юрту.

Он положил ребенка на оленью шкуру около очага, натер спиртом, напоил горячим чаем. Девочка открыла глаза. Пять дней не отходил от нее Лекэ, доверив оленье стадо своим верным собакам-лайкам. Только по ночам он ненадолго отлучался из юрты.

Когда девочка немного поправилась, Лекэ сшил ей из мягкого меха оленьего выпоротка унтики, курточку, шапку-ушанку и водил ее за собой. Девочка привязалась к доброму пастуху и почти не вспоминала о родителях. Но, как ни бился с ней Лекэ, он так и не узнал, кто она, откуда и как случилось, что ее так далеко унесла река.

Долог путь оленьих кочевок. Когда Лекэ пригнал стадо к стойбищу, откуда ушел весной, тундру уже покрыл глубокий снег. Жена вышла встречать Лекэ и, увидев, что с ним девочка, всплеснула руками.

— Ушел пасти оленей один, а вернулся с ребенком. Чья она, где встретил ее?

И Лекэ рассказал.

— Ладно, у нашего Гарпани нет сестренки, пускай эта девочка заменит ее, — сказала Бэра, взяв девочку на руки.

В тот же день Бэра назвала девочку Дарпэк и сказала сыну, что отец привез ему сестренку.

Мальчик обрадовался.

Он водил сестренку за собой в тундру, показывал разные диковины, катал на маленькой нарте, которую сам смастерил.

Однажды, когда они в сумерках прибежали домой и мать, накормив их ужином, уложила спать, Гарпани спросил:

— Верно отец говорил матери, что тебя к нам река принесла?

Дарпэк заплакала.

— Ладно, не говори, не надо, — испугался брат. — Это отец, наверно, про другую девочку рассказывал. А ты сестренка мне будешь, Дарпэк. — И натянул ей на плечи оленью шкурку.

Спала девочка плохо. Всю ночь ворочалась, кричала во сне, и Бэра два раза вставала к ней.

Проснулась Дарпэк раньше всех. Полежала немного с открытыми глазами, прислушиваясь к страшному шуму в тундре. Потом перелезла через Гарпани и вышла из юрты. Вдоль берега густым темным облаком двигались олени. Они стучали рогами, брякали колокольцами, обволакивая друг друга белым паром от дыхания.

Когда стадо приблизилось, девочка увидела: Лекэ несет на руках белого олененка.

— Ночью олениха отелилась. В юрту несу теленочка, чтобы не замерз. Будешь смотреть за ним, молоком поить. Хочешь?

Дарпэк молчала.

— Ты, наверно, не выспалась?

— Я во сне опять гусей видела. Просила гусыню, чтобы меня к маме унесла, а гусыня пролетела мимо…

— Разве Бэра не мама тебе?

— У меня, помню, другая была, Мэнгукчана. А к Бэре меня река принесла.

— Это ты сама надумала?

— Нет, Гарпани ночью говорил. Потом я вспомнила, как Мэнгукчана в бате меня укладывала, чтобы комары не кусали.

— А разве тебе у нас плохо?

— Нет, не плохо. — И, помолчав, попросила: — Лекэ, когда я подрасту, ты меня отвезешь к Мэнгукчане?

Тут из юрты вышел Гарпани. Протерев заспанные глаза, улыбнулся сестре:

— А я и не слышал, как ты из юрты ушла. — И перевел взгляд на отца: — Отелилась белая олениха?

— Сам видишь, — сердито сказал Лекэ, недовольный, что сын болтал сестре ненужное.

2

Прошло пять лет.

Дарпэк уже почти не вспоминала, как ее унесла река. Ей было хорошо в семье Лекэ и Бэры, которые заменили ей отца и мать, а Гарпани — брата Лядэ.

Гарпани четвертую зиму жил в дальнем поселке в школьном интернате, но не забывал сестры. Посылал ей в конвертах цветные картинки, которые вырезал из журналов, и Дарпэк развешивала их в