Что ж, попытаемся мыслить логически — Артур дома не сидит, выходит, Дис рассказывала — у него собака есть. Хотя какая собака выживет на краю разлома — это еще поискать таких надо. Может быть, альфин? Хотя и альфину в аномальной зоне несладко бы пришлось. В любом случае Артур выходит, и значит, о нем знают местные.

Если только он отсюда не открывает прерывные порталы. Лео даже передернулся при мысли о том, чем это чревато. Да нет, даже Ллувеллин на такое безумие не способен.

Навстречу Лео тащился человек — шаркал, еле волочил ноги, смотрел в землю — как будто подвешенный за воротник на крепкой веревке. Одежда его была совсем оборванной, скорее, и не одежда уже, а какая-то кора. У ноги человека отирался ликой, а над головой вилось облако светлых — а значит полных канденция — точек. Мухи? Пчелы?

Похоже, это некрупные насекомые, и они тащат в себе или на себе капли материализованного абсолюта — куда? И абсолют ли это?

Магическое зрение показало, что аура человека включает в себя и ликоя, и насекомых, и — сетью светящихся линий — множество других существ, в соседних переулках, за стенами домов, в глубинах заполняющей улицы фузы. Лео уже видел в прошлый раз такое симбиотическое многосоставное существо. Это тоже самое или такое же.

Человек не обращал на Лео внимания, плелся, двигаясь скованно, как живая коряга, а вон там под деревьями второй человек лежит, скрючившись, а светящиеся точки ползают по нему живой шубой. Кажется, у него не две руки и две ноги, а какое-то лишнее число конечностей…

Зрелище было завораживающим и отвратительным одновременно. Лео передернул плечами.

Первый человек тем временем подхромал совсем близко — веки у него были сомкнуты и словно бы заросли паутиной, а рот, напротив, превратился в щель от уха до уха. Хотя уши у него, кажется, отсутствовали. Человек старательно, словно по стрелке компаса, развернулся лицом к Лео и остановился.

Лео на всякий случай сбросил на пальцы дефенсор. Но странное существо, похоже, не собиралось нападать. Теперь стало видно, что затылок у него плоский, сплющенный, словно бы человек был сделан из воска и долго лежал на солнце. Даже кожа на лице и шее застыла какими-то подплавленными складками, натеками.

— Мы с-спраш-шиваем, за-а-ачем ч-ш-шеловек заш-шел в наш-ши угодья-а, — широкий рот медленно шамкал, с явным трудом выговаривая слова. То ли легкие работают невпопад, то ли что-то нарушено в механизме связок. — Зач-чем он идет в-ф-ф глубину? Мы бес-спокоимс-ся.

— Кто это «Мы»? — вежливо спросил Лео. — С кем я говорю? Я Лео Гавилан, мне не нужны ваши угодья. У меня дело в той стороне. Я ищу одного че…

— Мы ш-шанталь ш-шеро. Мы с-смотрим давно. Ч-ш-шеловек не з-с-снает дороги.

— Я ищу мага, который живет здесь. В каком-то из домов. У него есть собака.

— С-с-сына Мелюз-сины. Мы не х-ходим туда.

Человек снова медленно развернулся, на сей раз влево, медленно поднял руку и указал.

— Уходи с-сс. Тут нач-чинаетс-с-ся гнез-с-сдо. Нельз-с-ся ч-чуж-жим.

— Но…

— Ух-ходи.

Создание поволоклось дальше, словно Лео в одну секунду перестал для него существовать. Тяжелые светящиеся насекомые мотались над его головой с каким-то очумелым видом.

Хорошо, что оно хотя бы не агрессивное.

Лео, конечно, уходить и не подумал, а упорно двинулся по окружной, пытаясь отыскать проход в самый центр разлома. Инканты приходилось то и дело подновлять — сырая Любовь размывала формулы, как горячая вода размывает лед. В том мире, откуда она истекает, еще не существует ни формул, ни образов, ни матриц.

Больше суток у воронки, конечно, не выдержать, но пока терпимо. Спустя час бесплодных брожений пришлось признать, что прохода внутрь нет — то, что раньше было широкими ухоженными бульварами, теперь превратилось в непролазные дебри переродившихся деревьев, на высоту третьего-четвертого этажа заваленных серовато-радужной фузой — хрупкой, легкой и совершенно непреодолимой. В два счета можно было увязнуть в этих отвалах, как в снегу или в горе затвердевшей пены.

Внутри, в глубине, вокруг стволов, узлами сплетались какие-то светящиеся змеи, их очертания еле угадывались в золотистом тумане. Золотая сетка аур опутывала внутренний периметр, словно колючая проволока — внешний. Лео даже не был уверен, что все это ему не мерещится от переизбытка мезлы. Так или иначе — обычным путем к воронке попасть невозможно.

Шанталь Шеро. Знакомая фамилия. Шеро. Лео помотал головой. Сейчас это не важно.

Рой существ, симбионт, именующий себя Шанталь Шеро, очевидно, занял все бульварное кольцо, и гнездо у него было повсюду. Сырая Любовь, хлынув в пробоину, увлекла за собой людей, животных, растения, малых насекомых, сплавила их в один невероятный ком. Но не убила до конца — разве любовь способна убить? Только изменила, переродила, перекроила… да и до сих пор перекраивает.

Надеюсь, подумал Лео, я не встречу тут маму, братьев или отца… с зашитыми глазами или лишними конечностями.

Нет. Такого не может быть. Они находились в самом эпицентре, а там все расплавилось, вплоть до земли.

И вообще, прекрати об этом думать!

Думай лучше, что делать, если какая-нибудь из тварей нападет и придется защищаться. Внутреннее чутье подсказывало, что любые агрессивные действия спровоцируют весь… улей? Гнездо? Колонию? Что бы это ни было. А дальше ему просто не сдобровать.

Ладно. Не зря, видимо, Лео вспоминал сегодня алас аксиптер — крылья ястреба. Придется воспользоваться. Но очень осторожно, потому что, если мезла размоет формулу где-нибудь на высоте… мда.

Получилось. Главное, не устраивать прогулки по воздуху, а двигаться длинными прыжками — тогда крылья три-четыре минуты держат, как положено.

Крыша, на которую Лео попал, оказалась наполовину разрушена, и сквозь проломы виднелась все та же фуза, простеганная сетью золотых нитей. Бесконечная Шанталь Шеро.

Двигаться по крышам с проломами, с осыпающейся под ногами черепицей, с той же фузой, взламывающей стропила и вылезающей из коробки стен, словно тесто из квашни, оказалось гораздо труднее, чем по земле. Но самое сложное — это удерживать внимание.

Вперед. Вперед.

Он все-таки ухнул в очередной разверзшийся под ногами провал и едва успел инкантировать пульвинар — воздушную подушку, иначе бы пролетел несколько этажей и увяз в фузе, проломившей перекрытия, с головой, как муха в клею.

Пробрался по вздыбленному полу из комнаты, в которой оказался, в другую. Похоже, это анфилады. Может, внутри здания можно пройти?

Дом словно бы вибрировал на границе самого низкого слышимого человеку звука, словно кто-то трогал и трогал гигантскую басовую струну. Лопнувшие обои обнажали выщербленную кирпичную кладку, осыпи осколков похоронили мебель. Поверх лежала люстра, сорвавшаяся с потолка, — и больше половины ее ламп светились, хоть и тускло. За все эти годы питавший их абсолют не иссяк.