повесим как можно выше скворечник на дереве, чтобы гнездящиеся птицы были вне досягаемости вечно голодных кошек, ― в любом случае мы должны вносить вклад в общение с благодатью, присутствующей в природе. Ваше участие в этом диалоге, возможно, поможет сохранить часть первозданной природы за пределами ваших границ, которые вы так любите. Дайте слово, что, когда придет время, вы всей силой своего голоса выступите в защиту безголосых. Выйдите на улицы с единомышленниками, которые понимают, что жизнь имеет смысл только в том случае, когда мы поем в одном хоре с природой.

Развитие такой способности к ответственности настраивает нас на волшебство. Это то, что погружает нас в безвременье, в котором вся вечность и обитает. Любой, кто играет на музыкальном инструменте на закате или на рассвете, знает, что птицы и насекомые, а иногда даже лягушки, с радостью подпевают вам. Нет ничего необычного, хотя всегда восхитительно то, насколько гармонично и ритмично могут петь животные свои песни. Точно таким же образом, как все эти биологические виды присоединяются к хору дикой природы, чтобы прославить восход солнца и наступление ночи, нас так же приглашают принять участие в этом воспевании жизни. Ежедневно в течение нескольких часов мы приходим в согласие с собой и окружающим миром. Мы подстраиваемся, как сообщество, вплетая наш неповторимый, но в то же время очень важный голос в гомон жизни. Мы поем, чтобы помнить, что мы сейчас вместе.

Глава XIX. Заключение

Меня переполняет священный трепет от одной только мысли о том, как много у меня ушло времени, чтобы выучиться принадлежности. Конечно, я весьма признательна за мудрость, приобретенную за время этого длительной и зачастую опасной поездки, когда очень часто мне казалось, что я забралась на гору только ради того, чтобы обнаружить еще одну гору на ее вершине. Причем опция возвращения вообще не рассматривалась. Это полностью мной овладело и, видимо, намеревалось изменить меня самым кардинальным образом.

Начиная с первого жестокого разочарования, которое быстро и мощно меня разрушило, нанеся долго незаживающие раны, я даже представить не могла, насколько долго и серьезно мне предстоит учиться. В течение длительных и обособленных глубин физической боли я выучилась ужиться с одиночеством. Вместо того чтобы подсознательно избегать этой ужасающей тундры пустоты, я ввергла себя во внезапную близость с ней.

Во время болезни от моего восприятия себя как одаренной, независимой женщины не осталось и следа. И, когда уже ничего не осталось, появился непростой вопрос: «Если мне нечего предложить этому миру, то каким образом я стану для него значимой? Как я смогу стать для него любимой? Как я смогу принадлежать ему?»

Пусть я тогда не испытывала именно таких ощущений, тем не менее это был тайный подарок судьбы, что мне встретились эти вопросы, когда я находилась на самом дне, ― потому что они всегда там были, накладывая отпечаток на то, как я вела себя, чтобы никогда не задавать их и чтобы они никогда не спрашивали меня. Но там, в моем одиночестве, эти вопросы назрели и стали готовыми, чтобы их задавали и задавали снова.

Когда я практически не могла себя обслужить, а Крейг готовил мне прекрасные, вкусные блюда, этот вопрос сам открыто спрашивал меня: «Как же ты будешь любимой, если не можешь ничего предложить взамен?» Друзья приходили и интересовались состоянием моего здоровья, как если бы оно было их собственным, и этот вопрос снова спрашивал меня: «Разве ты можешь быть им полезной, если не относишься к ним по-матерински?» И когда многие друзья отсеивались, потому что им было трудно иметь дело с человеком, у которого такое тяжелое заболевание, этот вопрос снова спрашивал: «Ну что, заставила их сбежать, надоев им со своим горем и неуверенностью в себе?»

У меня выступали слезы на глазах от любого проявления отзывчивости. Жизнь постоянно заставляла меня склоняться перед ее условиями, даже когда я была очень слаба. И, возможно, те щедрости всегда были там, но я находилась под ложным впечатлением и думала, что заслужила их. Как если бы можно было покаяться для того, чтобы снискать милость.

Таким образом, я никогда полностью не получала то, что мне давали, потому что верила, что все зависело от моего благополучия, способностей, независимости, заслуг. Это как если бы вам сделали комплимент, который бы отскочил от закрытого сердца, потому что вы глубоко внутри верите в то, что это субъективный поступок, за которым скрывалась тайная мотивация. Но правда заключается в том, что вы не можете принять этот комплимент, потому что не можете сами себе его сделать. Лазейка в ваше сердце плотно закрыта, и, таким образом, вам не нужно противостоять горю, вызванному своей неспособностью к любви и принадлежности.

Но у меня не было выбора, поэтому и днем и ночью я принимала эти великолепно приготовленные блюда, смотрела, как мой муж мыл посуду, убирался в доме, ходил в магазин за едой. У меня не было выбора, кроме как принимать подарки от верных друзей, которые, вместо того чтобы избегать меня, чего я, честно говоря, боялась, любили меня еще больше. В их приверженности, в выдержке всех мытарств моей болезни, во взятии на свои плечи нагрузки, которая для меня оказалась непосильной, я и нашла ответ на терзавший меня вопрос. Да, я все еще любима, несмотря на то, что мне нечего предложить в ответ. Да, мои чувства не находят выход дальше комнаты, где я нахожусь, но тем не менее все еще высоко ценятся. Да, я все еще нахожусь в бедственном положении, но продолжаю принадлежать. Мой муж, мои друзья и сама природа стали зеркалом, которое показывает, что я должна заботиться о себе.

Поворотной точкой в исцелении моей принадлежности оказался тот самый момент, когда я наконец-то прекратила сопротивляться боли, против которой когда-то развернула полномасштабную войну, и начала смотреть на нее как на нищего, который стоит у моего порога и к которому я отношусь как к нежелательному гостю. Но из-за того, что условия моей жизни были настолько комфортными, что этот друг наконец-то ― возможно, после того, как поколения стали изгоями, ― почувствовал себя достаточно безопасно, чтобы возвысить свой голос и попросить о том, чтобы его поддержали в принадлежности со мной.

Один за другим новые гости, связанные