силу. И хотя изначальный вихрь и его применение для постепенной организации Вселенной как будто предваряют космологические теории Канта и Лапласа, это лишь их смутный прообраз. Тем не менее то, что такое сравнение приходит нам в голову, можно смело поставить в заслугу первому афинскому философу.

Примечателен компромисс Анаксагора между наивным ионийским монизмом и пифагорейским плюрализмом. Вся Вселенная однородна; однородны и ее части, какими бы малыми они ни были. Их различия связаны лишь с размером, но не с составом.

Давайте процитируем первый фрагмент, чтобы проиллюстрировать тон его прозы (он очень отличается от поэтического стиля Гераклита): «Вначале все вещи были вперемешку, бесконечны количеством и малостью, ибо существовало и бесконечно малое. Но все вещи были вместе, ничего не было явным из-за их малости [не было ничего достаточно большого и осязаемого]; все было занято воздухом и эфиром, и то и другое бесконечно, ибо из всех вещей эти [два вещества] величайшие по количеству и размеру».

Такая глубина и тонкость мысли при столь малом базовом знании свидетельствуют о глубине и тонкости мышления, явлении не менее изумительном, чем Парфенон, который строился в тот же период. Как мог Анаксагор прийти к подобным выводам?

Наше изумление растет, когда мы понимаем, что научные познания Анаксагора были не просто скудными, но по большей части неверными. Его космологические взгляды были прогрессивными, однако его астрономические познания были решительно устаревшими по сравнению со взглядами пифагорейцев. Не слишком впечатляет его объяснение солнечных и лунных затмений вмешательством Луны, Земли и других небесных тел. Во-первых, подобное объяснение не было новым, а во-вторых, оно сочеталось с грубыми заблуждениями, вроде того, что Земля и другие планеты плоские, Солнце больше Пелопоннеса и так далее. Анаксагор считал Луну таким же небесным телом, как и Земля, с равнинами и расселинами; он утверждал, что она обитаема. По мнению Анаксагора, большой метеорит, упавший в 467 г. около устья реки Эгоспотамос («козлиная река» во фракийском Херсонесе, или на полуострове Галлиполи, на северном берегу пролива Дарданеллы), упал с Солнца; это первый датированный метеорит в мировой истории.

Анаксагор глубоко интересовался анатомией и медициной. Говорят, что он изучал анатомию животных и ставил на них опыты. Он вскрывал мозг и различал боковые желудочки. Ему приписывают объяснение острых болезней проникновением черной или желтой желчи в кровь и внутренние органы.

Он пытался вычислить квадратуру круга и написал книгу по сценографии, приложению перспективы к созданию театральных задников и реквизита. Таким образом, его можно считать одним из основоположников изучения перспективы с математической точки зрения. Эти сведения вполне правдоподобны, потому что с ростом популярности драмы возникла потребность в хороших (пусть и очень простых) декорациях. Вполне естественно, драматурги обращались за разработкой декораций к человеку ученому. И Еврипид, скорее всего, советовался со своим учителем Анаксагором.

Греческие ученые были сравнительно хорошо знакомы с Египтом и его великой рекой, так отличающейся от мелководных рек и источников их родины. Они размышляли о причинах ежегодных наводнений, благодаря которым Египет можно было назвать даром реки. Анаксагор утверждал, что наводнения вызываются летним таянием снега в горах во внутренних районах Ливии. Геродот привел это объяснение и отверг его. Первыми правильный ответ дали Аристотель и Эратосфен: наводнение вызвано не таянием снега, а скорее тропическими ливнями, которые идут весной и в начале лета в верховьях Белого и Голубого Нила. Хотя объяснение Анаксагора было не совсем верным, его можно назвать рациональным. Кроме того, он первым признал, что наводнение начинается в горах, где находятся истоки Нила. Верное объяснение приняли лишь через тысячу лет, поскольку оно много раз забывалось и находилось вновь. История идей, связанных с наводнениями Нила, – хороший пример того, как трудно было установить и сохранять истину до Нового и Новейшего времени.

Мы не обсуждаем астрономические взгляды Анаксагора, потому что дискуссия о каждой их части займет значительное место, а дело того не стоит. Он был поразительным космологом, однако он не был астрономом. Он был неплохим математиком; его можно назвать физиком-теоретиком. В целом Анаксагора можно назвать подлинным человеком науки; он задавал себе научные вопросы и старался найти на них рациональные ответы. Хотя вначале афиняне им восхищались, они неоднократно испытывали потрясение – не столько от резкости его утверждений, сколько из-за общего состояния его ума, состояния рационалиста, который отбрасывает суеверия; такое отношение казалось фанатикам кощунственным. Наверное, это достаточно веский повод для того, чтобы обвинить его в безбожии и осудить. Возможно, что отчасти суд над ним был вызван желанием насолить его покровителю Периклу, который с началом Пелопоннесской войны стал в высшей степени непопулярным. Обвинения предъявили многим друзьям Перикла; самого яркого из них, Фидия, приговорили к тюремному заключению (он умер в тюрьме). Еврипид показал себя более дальновидным и около 440 г., за десять лет до того, как положение стало очень серьезным, оставил Афины. Периклу удалось спасти Анаксагора от тюрьмы, но не от ссылки.

Какими бы ни были истинные причины обвинения Анаксагора – дружба с Периклом или, возможно, симпатии к Персии, – предлогом стала религия. Анаксагора обвинили в рационализме (ок. 432). Он, разумеется, стал далеко не первой жертвой в непрекращающейся войне между религиозным фанатизмом и наукой, но он первая известная жертва. Конечно, его сложно считать мучеником науки, потому что его приговорили всего лишь к ссылке, но его первого в истории наказали за свободомыслие, за то, что он больше прислушивался к голосу разума и совести, чем к мнению общества. Мы не знаем подробностей его жизни в ссылке, но под конец он поселился в Лампсаке, городе в Мисии, на южном берегу Дарданелл. Почему Анаксагор удалился именно туда? Он просто присоединился к другим беженцам. В 494 г., когда персы разрушили славный город Милет (колыбель ионийской философии, город, вставший во главе ионийского восстания), многие милетцы нашли прибежище в Лампсаке. Позже там обосновался еще один беженец (его можно назвать и предателем), Фемистокл. Можно заключить, что милетцы поддерживали в Лампсаке традиции эллинизма и философии. Это наверняка нравилось Анаксагору, который провел там последние годы своей жизни. Он умер в 428 г. Маловероятно, что у него было время основать в Лампсаке философскую школу, но одно его присутствие наверняка укрепило эллинскую традицию мест, которые в следующем столетии станут родиной Анаксимена, одного из спутников и историков Александра Македонского.

Элейская школа. Парменид и Зенон Элейский. Мелисс Самосский

Когда персы взяли Фокею, самый северный из ионийских городов, многие его жители нашли новую родину в Элее (или Велии) на западном побережье юга Италии. Возможно, в том