Ночью ему доставили обращение Куаутемока к ацтекам, записанное какими-то непривычными для европейца рисунками. Грамотные индейцы уверяли главнокомандующего, что это что ни на есть настоящие слова. Он не стал спорить и приказал Агиляру и местным грамотеям как можно быстрее перевести речь тлакатекутли.

Обращаясь к воинам, Куаутемок заявил:

«Храбрые ацтеки!

Вы видите, что все наши вассалы восстали против нас. Уже имеем мы в качестве врагов не только тласкальцев, чолульцев и уэшоциков, но и тескоканцев, чалько, шочимилков и тепанеков, которые нас бросили и ушли к пополокас… Поэтому я прошу вас вспомнить о храбром сердце и храброй душе чичимеков, наших предков, которые, будучи в малом числе прибыли на эту землю, отважились атаковать ее… и подчинили своей могучей рукой весь этот новый мир и все народы.

Храбрые ацтеки!

Не теряйтесь и не страшитесь. Укрепите свою грудь и свое отважное сердце, чтобы без страха выйти на новую битву. Смотрите, если вы на неё не пойдете, то станут вечными рабами ваши дети и жены, а ваше имущество будет отнято и разграблено. Не смотрите, что я молод, и помните: то, что я вам сказал — правда! Вы обязаны защищать ваш город и вашу родину, которую я обещаю вам не покидать до смерти или до победы».

«Сильно сказано, — отметил про себя Кортес. — Главное, честно и откровенно. Что ж, юнец, теперь у меня развязаны руки».

Тем же вечером молодой Шикотенкатль опять продемонстрировал свой вздорный нрав. Дону Эрнандо с опозданием донесли, что тласкальский вождь самовольной покинул свою армию и направился в Тласкалу, заявив при этом, что не намерен служить людям, которые презирают союзников. С большим трудом дон Эрнандо выяснил, в чем дело. Один из новобранцев поссорился с неким индейским касиком, оскорбил его и применил оружие. Индеец оказался тяжело ранен. Шикотенкатль попытался было пройти к Кортесу, но его не пустили. Отказали в грубой форме. Тогда он дезертировал. Дон Эрнандо тут же, на лошадях, послал в погоню за вождем нескольких своих офицеров и индейских вождей с приказом убедить Шикотенкатля немедленно вернуться в расположение своей армии. Тот выставил условием немедленный суд над обидчиком во исполнение приказа, подписанного самим Кортесом, а до той поры считал себя свободным от выполнения воинской обязанности.

Получив подобный ответ, дон Эрнандо немедленно вызвал Сандоваля и приказал отправить пятерых конных альгвасилов, чтобы те арестовали Шикотенкатля в любом месте, где застанут его. Даже если он уже успел добраться до Тласкалы… Здесь же, на острове необходимо воздвигнуть виселицу…

Сандоваль было засомневался.

— Тогда придется принять меры и в отношении обидчика?

Кортес усмехнулся.

— Гонсало, мы для кого завоевываем эту землю? Для тласкальцев или для себя? Белый человек неприкосновенен! С этой целью распорядись объявить войску, что индейский вождь Шикотенкатль, узнав, что в Тласкале намечаются выборы предводителя рода, которым управлял его отец, самовольно оставил позиции и отправился в родной город, чтобы незаконно захватить власть..[55]Мы не можем спустить бегство этого крикливого туземца. Вспомни, он всегда ненавидел нас. А насчет этого негодяя Бартоломе, осмелившегося поднять руку на союзного касика, распорядись, чтобы его поставили на самое опасное направление. Опытные солдаты знают, что это самая действенная мера наказания для тех, кто нарушил приказ. В этом случае и волки будут сыты, и овцы целы. Ни о каком посягательстве на жизнь испанца и речи быть не может, и в то же время он получит по заслугам. Выживет в бою — его счастье, но лучше бы не выжил… Ты сам займись этим вопросом.

Следом поступила жалоба Альварадо на Кристобаля де Олида и ответная кляуза Олида на Альварадо. Дон Эрнандо, прочитав обе бумаги, только зубами заскрипел.

— Нашли время лаяться. Альварадо обвиняет Олида, что тот захватил все подходящие квартиры в брошенном жителями Тлакопане. Олид в свою очередь упрекает Альварадо в бездарном руководстве наступлением на город…

Так, в крови, бюрократической кутерьме, столкновении характеров начался штурм Теночтитлана. Обе стороны действовали, не щадя себя. Вровень с героическими деяниями обороняющихся ацтеков стояли сверхчеловеческие усилия испанцев, с каждым днем все более и более загорающихся светом борьбы за святую веру. В рядах ацтеков сражались женщины, были они и среди испанцев. Одна из них, по имени Хуана, шла в бой с мечом и щитом. Другая же, облачившись в мужнины латы, взяв руки меч, несла вместо него ночную дозорную службу. Женщины перевязывали раненых, готовили пищу. Каждую ночь и с той, и с другой стороны, в хоре оскорбительных выкриков раздавались женские голоса. С той же яростью велись поединки, на которые в первые дни штурма с небывалой решительностью стремились ацтекские вожди и испанские офицеры.

* * *

Берналь Диас воевал в составе колонны Альварадо, прорывавшейся к городу со стороны Тлакопана по дамбе, по которой в «ночь печали» отступали им пришлось отступать.

Первые же несколько дней штурма показали, что индейцы за это время многому научились: укрепили борта лодок щитами, так что теперь залпы аркебуз и арбалетов не причиняли им заметного вреда, старались по большей части действовать ночью, приноровились и к артиллерийским выстрелам. Однако на дамбе они по-прежнему действовали густыми массами с применением многочисленных пирог, которые высаживали десанты в тылу наступающей штурмовой колонны. На берег, правда, старались не выходить — там их встречали копьями отряды тласкальцев и атаки кавалерии, которую пока нельзя было использовать на дамбе.

Это было героическое время, о нем Берналь рассказывал с охотой, голос его становился звонче. Время от времени он начинал расхаживать по комнате. Хосе изо всех сил старался успевать записывать.

«И так работа крутилась сутками, без устали и перерывов: то сражения, то мелкие стычки, всегда на холоде, дожде, всегда с пустым желудком, в грязи, не снимая одежды и доспехов…»

«Ежели кто-то спросит, какой был смысл в этих бесконечных боях и тяжком труде? Какой смысл в разрушении водопровода, когда нельзя было прекратить доставку осажденным питья, еды и свежих сил водным путем? На это отвечу. Конечно, такая доставка происходила, мы о ней знали и старались её прекратить. Две бригантины каждую ночь крейсировали по озеру, охотясь за лодками и доставляя добычу своему отряду.

Каждую ночь к нам привозили припасы и пленных, а мексиканцы пополнялись все реже.

Понятно, мексиканцы всеми силами старались погубить бригантины. Вот один случай. Было заготовлено тридцать самых больших пирог с отборными гребцами и воинами. Вышли они глубокой ночью и надежно схоронились в прибрежных камышах. На следующий вечер несколько лодок как бы с припасами, сделали вид, что собираются проскользнуть в Теночтитлан. Бригантины заметили их, началась погоня, лодки незаметно повернули к месту засады, где бригантины наскочили на специально для этого вбитые сваи. Боевые пироги выскочили из засады. В результате, все наши моряки оказались переранены. Сняться с кольев смогла только одна бригантина, другая досталась неприятелю.