нас, что, если очень сильно чего-то хотеть, в конце концов ты это получишь. Но вряд ли все будет так, как тебе представлялось, и не у всех сказок счастливый финал.

Я месяцами мечтала о Брюсе, грезила Брюсом, вызывала в памяти его лицо и держала его перед собой, когда засыпала, даже когда старалась этого не делать. Я так страстно желала, чтоб он возник передо мной, я так усердно и часто об этом просила, что в итоге он просто не мог не появиться.

Все произошло именно так, как предсказала Саманта.

«Ты увидишь его снова, – сказала она мне тогда, несколько месяцев назад, когда я сообщила ей, что жду ребенка. – Я видела достаточно мыльных опер, чтобы это гарантировать».

Я вышла из самолета, зевая, чтобы прочистить заложенные уши, и там, в зоне ожидания прямо напротив меня, под табличкой с надписью «Тампа/Сент-Пит», стоял Брюс. Мое сердце подпрыгнуло от мысли, что он пришел за мной, каким-то образом пришел за мной, но потом я разглядела, что он был с какой-то незнакомой мне девушкой. Невысокая, бледная, волосы собраны в пучок. Светло-голубые джинсы, бледно-желтая оксфордская рубашка, заправленная внутрь. Невзрачная, выцветшая одежда, обычные черты лица и обычная фигура. В ней вообще не было ничего примечательного, кроме густых непослушных бровей. Видимо, моя замена.

Я застыла, парализованная ужасным совпадением, возмутительным законом подлости. Но если бы это должно было произойти, то здесь самое место – в гигантском, бездушном международном аэропорту Ньюарка, где путешественники из Нью-Йорка, Нью-Джерси и Филадельфии сходились в поисках трансатлантических рейсов и/или дешевых внутренних авиабилетов.

Секунд пять я стояла как вкопанная и молилась, чтобы они меня не увидели. Я попыталась отойти в сторону от зала ожидания, обойти всю зону, думая, что должен быть какой-то способ нырнуть на эскалатор, схватить свои сумки и сбежать. Но потом глаза Брюса встретились с моими, и я поняла, что уже слишком поздно.

Он наклонился, что-то шепча девушке, которая отвернулась, прежде чем я успела хорошенько рассмотреть ее. Затем он пересек вестибюль, направляясь прямо ко мне, одетый в красную футболку, к которой я прижималась сотни раз, и синие шорты, которые он так же часто надевал и снимал у меня на глазах.

Я быстро вознесла благодарственную молитву за стрижку Гарта, за мой загар, за бриллиантовые серьги и пережила внезапный приступ страдания из-за того, что на мне нет того великолепного и безвкусного кольца с бриллиантом. Я знала, что это совершенно глупо, но надеялась, что выгляжу хорошо. Насколько хорошо может выглядеть женщина на седьмом с половиной месяце беременности после шестичасового перелета.

А потом Брюс оказался прямо передо мной, бледный и серьезный.

– Привет, Кэнни, – сказал он. Его взгляд словно примагнитило к моему животу. – Так ты…

– Правильно, – холодно сказала я. – Я беременна.

Я выпрямилась и крепче сжала переноску Нифкина. Сам Нифкин, конечно же, учуял Брюса и как раз пытался выскочить для приветствия. Я слышала, как он постукивал хвостом и скулил. Брюс поднял взгляд на электронную доску над дверями, через которые я только что прошла.

– Ты прилетела из Лос-Анджелеса? – спросил он.

Надо же, за время нашей разлуки его способности к чтению не пострадали.

Я снова коротко кивнула, надеясь, что он не заметит, как сильно у меня дрожат колени.

– А ты что здесь делаешь? – спросила я.

– Отпуск, – коротко ответил Брюс. – Мы летим во Флориду на выходные.

«Мы», – с горечью подумала я.

Он почти совсем не изменился. Может, немного похудел, появилось еще несколько седых прядей в хвосте, но это был все тот же старый Брюс, вплоть до запаха, улыбки и наполовину зашнурованных баскетбольных кроссовок.

– Повезло вам, – проговорила я, но Брюс на приманку не клюнул.

– Так ты была в Лос-Анджелесе по работе?

– У меня было несколько встреч на побережье, – небрежно сообщила я.

Всегда хотелось кому-нибудь бросить эту фразу.

– «Икзэминер» отправил тебя в Калифорнию?

– Нет, встречи по моему сценарию.

– Ты продала сценарий? – Брюс, казалось, искренне за меня обрадовался. – Кэнни, это здорово!

Я промолчала, зло сверля его глазами. На фоне всего, в чем я нуждалась от него – любви, поддержки, денег, простого признания того, что я существую, что наш ребенок существует и что все это имело для него значение, – поздравления казались ничтожными.

– Я… мне жаль, прости, – наконец выдавил Брюс.

И меня захлестнула ярость.

Какая подлость с его стороны появиться в аэропорту, чтобы отвезти Маленькую мисс Детский сад в отпуск, и высказывать свои жалкие извинения, как будто это могло отменить месяцы его молчания, беспокойства, которое я пережила, боли от того, как я скучала по нему, и выяснений, как самостоятельно обеспечить ребенка.

Меня взбесило его самодовольство. Ему не было никакого дела ни до меня, ни до ребенка. Он ни разу не позвонил, не спросил, не позаботился. Просто оставил меня – оставил нас – совсем одних. Кого же мне это напоминало?

В этот момент я поняла, что мой гнев направлен вовсе не на Брюса. А на моего отца. Того, Кто Первым Меня Бросил, виновника всей моей неуверенности и страхов. Но отец находился в пяти тысячах километров, как всегда, спиной ко мне. Если бы только я могла отойти, посмотреть на ситуацию трезво, то увидела бы, что Брюс – обычный парень, каких тысячи, от конского хвоста и лишь наполовину продуманной небрежной ленивой жизни вплоть до диссертации, которую он никогда не закончит, книжных полок, которые он никогда не построит, и ванны, которую он никогда не почистит. Парни вроде Брюса были обычными, как хлопчатобумажные носки, продающиеся в торговом центре по шесть штук в упаковке. И все, что нужно, чтобы заполучить еще одни такие же, – сходить на концерт «Фишей» и поулыбаться.

Но Брюс, в отличие от моего отца, прямо передо мной… и он тоже был виноват. В конце концов, он тоже меня бросил!

Я поставила Нифкина на пол и развернулась лицом к Брюсу, чувствуя, как вся ярость, накопленная за годы, сжимается в груди и подступает к горлу.

– Тебе жаль? – выплюнула я.

Он попятился.

– Прости. – Его голос был таким печальным, словно слова разрывали его изнутри. – Я знаю, что должен был позвонить, но… я просто…

Я прищурилась. Брюс безвольно опустил руки.

– Просто это было выше моих сил, – прошептал он. – После смерти отца и всего остального.

Я демонстративно закатила глаза, ясно давая понять, что я думаю об этом оправдании и что не настроена в ближайшее время обмениваться с ним нежными воспоминаниями о Бернарде Губермане.

– Я знаю, какая ты сильная, – сказал мне Брюс. – Я