другу и говорили о том, что каждый из нас чувствует, что мы будем делать, когда наш “отпуск” кончится. Я поощряла детей, чтобы они рассказывали мне все, что они чувствуют, и задавали мне любые вопросы. Иногда поздно ночью мы все лежали в палатке в своих спальных мешках и плакали. В последний день нашего путешествия, когда мы “возвращались” домой, мы говорили о том, что будет, когда мы вернемся. Я успокаивала детей, убеждала, что мы справимся с горем, что жизнь будет продолжаться. Они будут встречаться со своими друзьями, ходить в школу, будут в безопасности около меня до тех пор, пока не вырастут и не смогут сами о себе позаботиться. Нам никогда не нужно было притворяться друг перед другом, делать вид, что нам хорошо. Иногда нам действительно было весело, но были минуты, когда мы все вместе бывали испуганы и расстроены. По-моему, это самый яркий показатель того, что мы продолжали жить, не опустили руки в горе». Сила и стойкость, которые вырабатываются у нас по мере преодоления собственных страданий, придают особый вкус нашим не менее истинным переживаниям радости и свершения.

Зачем существует Санта-Клаус?

Я понимаю, что каждого, кто ставит под сомнение неприкосновенность Санта-Клауса, забросают камнями на улицах. Однако у меня стали появляться все более и более серьезные опасения относительно этого субъекта в красной шубе, и, опираясь на них, я предприняла небольшое исследование.

Меня беспокоят два момента, касающиеся того Санта-Клауса, которого мы изобрели. Первый состоит в том, что, когда наши дети догадываются, что на самом деле его нет, что он лишь предмет фантазии, они чувствуют себя смущенными и обманутыми. Обман, вообще говоря, это наиболее неверный путь отношений с детьми, а мы действительно говорим им неправду, когда говорим, что Санта-Клаус реальный человек. Второй момент заключен в том, что Санта-Клаус превратился в судью и прокурора, воплощенных в одном лице, которые оценивают ребенка и решают, заслуживает ли он награды или наказания.

Мое исследование двух этих вопросов было неформальным, но, как я полагаю, смогло кое на что пролить свет. Я расспросила многих взрослых, что было, когда они узнали правду о Санта-Клаусе, я потолкалась около ярмарок и универсальных магазинов, слушая, что Санта-Клаусы говорят детям. Результаты этого исследования подтвердили мою тревогу и доказали, что стоит продолжить изучение этого вопроса. Это не означает, что мне не нравится Санта-Клаус, просто я думаю, что пора, чтобы он занял надлежащее место.

Я была неподдельно удивлена, когда узнала, с какой горечью многие взрослые вспоминают о своем детском столкновении с «моментом истины» о Санта-Клаусе. Больше всего негодовали те, кому больше всего было нужно, чтобы он оказался реальным человеком, и кто больше всего этого хотел. Один мужчина, который вырос в бедности, рассказывал мне: «Боже мой, мне приходилось верить в Санта-Клауса, что мне еще оставалось делать? Я верил! И не очень огорчался, когда он не приносил мне того, что я хотел. Очень сильно я расстроился тогда, когда кто-то из ребят сказал мне, что на самом деле его нет. Я так разозлился, что чуть не убил его. Я никогда не забуду того, как паршиво я тогда себя чувствовал».

Женщина-музыкант вспоминала: «Я чувствовала, что меня провели, злоупотребили моим доверием, просто-напросто одурачили. Это был двойной удар, я не только потеряла Санта-Клауса, но намного страшнее то, что надолго утратила веру в своих родителей». Другой пожилой мужчина сказал: «Для меня самое плохое из всего этого это то, что я понял, что был обманут. Если бы только мои родители оставили меня наедине с историей про Санта-Клауса – вы знаете, про оленью упряжку и все такое, – я уверен, я бы понял, что это милая сказка, но они продолжали настаивать на том, что он настоящий, придавая этому такое значение, что это совсем отличалось от других проблем, которые возникали у меня с разграничением фантазии и реальности».

Среди взрослых, которые выразили меньше эмоций по этому поводу, были те, кто сказал, что они всегда знали, что это сказка, или те, кто признался: «Ну, мне кажется, где-то в глубине я всегда знал, что это игра, даже когда я еще в нее верил». Мне показалось особенно интересным, что те, чье отношение к Санта-Клаусу было двойственным и неопределенным, особенно выражали симпатии к нему. Были и другие, занявшие крайние позиции по отношению к Санта-Клаусу. Одним взрослым ни на минуту не позволяли в него поверить, вторые верили в его подлинность до резкого пробуждения лет в пять или в шесть. Этот неожиданный поворот привел меня к заключению, что первая проблема с Санта-Клаусом состоит в том, что мы позволяем себе полностью забывать о том, что думают и чувствуют маленькие дети. Я спрашиваю себя: почему мы превратили его в особое явление, почему мы так ударяемся в крайности или «за», или «против» реальной необходимости такой сказки? По отношению к героям других детских сказок мы не проявляем ни такого интереса, ни такой нетерпимости.

Когда я читала своей дочери «Мэри Поппинс», мне не приходилось ей объяснять, что настоящие люди не летают. Винни Пух существует для того, чтобы его любили, и никому не приходит в голову обсуждать научную достоверность его существования. Мы рассказываем детям традиционные волшебные сказки и допускаем, что они очень хорошо знают, что эти истории не происходили на самом деле, но они «правдивее, чем сама правда». Однако когда дело доходит до Санта-Клауса, мы словно лишаемся хладнокровия.

Мне кажется, что пора вернуть его на надлежащее ему место, в царство естественной детской фантазии, где им можно наслаждаться так же, как и остальными персонажами сказок, которые населяют нашу жизнь, и ни у кого из них мы не спрашиваем удостоверения личности. Сказка о Санта-Клаусе – одна из самых замечательных и лучших сказок. Он полон любви и нежности и, самое главное, напоминает взрослым, что дети – самое большое сокровище в мире. В зимнем мраке он старается принести всем детям чудеса, радость и счастье, потому что взрослым очень хочется, чтобы они всегда были веселыми, верили в фантазию. Он волшебный – и дети понимают это лучше, чем мы.

Вторая проблема с Санта-Клаусом заключена в том, что ему позволяют давать оценку детям. Слушая его разговоры с детьми на улицах и в магазинах игрушек, я обнаружила, что, за редким исключением, он всегда задавал один и тот же вопрос: «Ты хорошо вел себя в этом году?» Пятьдесят лет пропаганды психического здоровья летят псу под хвост каждый декабрь! Я потратила всю свою жизнь, чтобы убедить родителей и детей, что нет такого понятия, как плохой или