лица стал гораздо розовее, чем в прошлые посещения. Она казалась спящей. Вот-вот проснется и заговорит.

— Я сейчас объясню, что необходимо сделать, чтобы подготовить подопечную к переходу в ангелы, — Петер вел себя по-деловому. Никаких эмоций.

— Ее мамы здесь сейчас нет, — заметила я. — Она не попрощается.

— Это ни к чему. Люди вкладывают много смысла в ритуалы. Но это неправильно. Зато будет правильно, — добавил он, заметив, как исказилось мое лицо, — что мать не увидит момент ухода дочери. Так будет лучше, поверь. Даже если поначалу ей будет казаться иначе.

— Ясно, — пробормотала я. И спросила: — Что делать?

С одной стороны, это была пытка. С другой, хотелось с ней покончить, а не стоять тут и слушать Петера. Может, в чем-то он и прав. Но сейчас его правда мне не подходила.

— Держи, — он протянул прозрачный бутылек с выгравированными сбоку крыльями. — Начинай забирать энергию подопечной, а затем помани душу сюда. Это несложно. Технически. А эмоции… Постарайся их прогнать. Ты не делаешь ничего дурного, Ларо. Наоборот, освобождаешь душу от проблемного тела и даешь новый путь.

Я сжала зубы. Мне по-прежнему не хотелось проводить процедуру. Руки чесались швырнуть бутылек об пол и уйти. Но разве я вправе вести себя, как капризный ребенок, когда на документе стоят три подписи?

Пришлось занести ладонь над Матильдой и сделать, что хотели. Потянуть энергию.

Не безумие ли?

Я столько раз делилась с Матильдой жизненной силой, а теперь отнимала.

Но, может, для нее так впрямь лучше? Не для девушки, наворотившей дел, а для души?

Наверное, мне станет легче, если думать именно так…

* * *

Легче мне не стало. Ни капельки.

Прошло несколько часов с особенной процедуры. Я так и не покинула больницу. Петер давно улете, забрав бутылек с душой. Тело увезли на каталке в морг, в палате устроили уборку и уже приготовили ее для нового пациента. А я всё сидела и сидела в коридоре на полу. Обнимала колени и смотрела в одну точку. Я непросто впервые потеряла подопечного. Я сама этому поспособствовала.

Хотелось с кем-то поговорить. С тем, кто поймет мое состояние. Но я не смела тревожить Ши или Торра. Они оба пережили потерю клиентов. Но обсуждать это — всё равно, что резать ножом по живому. Вряд ли раны успели затянуться. А Тайрус не отзывался. Уж не знаю, чем таким важным и срочным был занят.

А потом мне стало еще хуже. Мимо прошли родители Матильды-Кайли. Вывернули из соседнего коридора, где располагался кабинет заведующего отделением. Лицо отца было мрачным и уставшим, а глаза матери казались мертвыми. Я поднялась и пошла за ними. Зачем? Сама не понимала. Думала, они сядут в машину и уедут. Но нет, мать вошла в комнату для молитв местной богине. Придуманной, разумеется. Отец остался снаружи. Быть может, не был верующим. Или пока не был готов молиться. Даже за упокой дочери.

Я проследовала за горюющей женщиной.

Сидела на окне и наблюдала. А она… не молилась, нет. Стояла и смотрела в лицо каменной богини. Просто смотрела, почти на моргая.

— Да чтоб всех… — прошипела я. Болью матери пропиталась вся комната. Я физически ее ощущала: тягучую и мерзкую. Такая не проходит никогда. Остается даже на смертном одре.

Не знаю, что это было: осознанное решение или безумный импульс. Умом я понимала, что нарушаю незыблемые правила, но ничего не могла с собой поделать.

Разве наша работа — не заботиться о людях? Умыть руки и просто уйти — неправильно.

…Она не вскрикнула, не отшатнулась, когда я появилась перед ней и заставила крылья хлопнуть пару раз. Только глаза открылись шире.

— Не рассказывайте никому обо мне, — проговорила я негромко. — Вам всё равно не поверят. Еще и сумасшедшей сочтут. А последнее, что вам нужно — это оказаться в доме скорби. Просто послушайте. С Кайли всё будет хорошо. К сожалению, ее тело утратило жизненные силы, его невозможно было излечить. Мы поддерживали в нем жизнь, сколько могли. Но всему есть предел. Душа вашей дочери отправилась в хорошее место. Ей понадобится лечение, а потом… Пройдет несколько лет и однажды — после восстановления и учебы — Кайли станет ангелом. Будет помогать людям.

— Значит, она не попадет в ад? — пробормотала мать.

— Нет. Мы знаем, что Кайли — сама жертва плохих людей. Ей дадут возможность помогать другим, чтобы исправить всё, что произошло в тот ужасный день. Но вы вряд ли когда-нибудь встретитесь.

— Ничего… — несчастная женщина улыбнулась сквозь слезы, застлавшие глаза. — Я готова на такую жертву. Главное, чтобы Кайли не пришлось расплачиваться за грехи вечно.

— Этого точно не случится. Обещаю…

Я исчезла, скрыла себя от матери подопечной. Она опустилась на скамейку, заплакала. Но на лице вместе с печалью теперь отражалось и облегчение…

* * *

Я еще около часа просидела в комнате для молитв после ухода матери Матильды-Кайли. Она выплакала горе, потом распрямила спину и вышла к мужу совсем в другом настроении, готовая жить дальше. А я… Я чувствовала себя странно. С одной стороны, нарушила важнейшее правило Поднебесья. Позволила человеку себя увидеть. С другой, знала, что поступила правильно. Может, Высшие (даже Амэй) не желают этого понимать, но многие правила Поднебесья давно пора пересматривать. И вообще, в каждом правиле бывают исключения.

А потом сработала кнопка Гая Лиона. Замигала красным огнем, сигнализируя о смертельной опасности. Я даже сначала не поверила глазам. С ним-то что могло приключиться? Да, парень бедовый. Но у него благодаря матушке нынче толпа телохранителей.

Летя к платформе, я вновь пожалела, что не умею перемещаться, минуя комнату перехода. Пока делаешь крюк, может случиться, что угодно. Больше всего меня тревожило, что всё произошло внезапно. Еще недавно браслет не показывал опасности. И вдруг сразу высший уровень!

Небо и Миры!

Не автомобиль же перевернулся с дражайшим Гаем!

Или… перевернулся? С этим невезучим подопечным и такое возможно.

— Да чтоб всем провалиться! — возмутилась я, когда добралась до пункта назначения, едва чувствуя крылья. Так усердно ими работала, что казалось: вот-вот отвалятся.

Автомобиль впрямь лежал перевернутый в безлюдном месте. Один из тех, что сопровождал основной. Второй врезался в парапет моста. А тот, что в последнее время возил Гая, стоял с открытыми дверьми. Что до телохранителей, выглядело всё плохо. На асфальте лежали безжизненные тела. А мой подопечный, которому я уже спасала жизнь не менее десятка раз, стоял на парапете и орал, как резанный:

— Не подходите! Я сказал: не смейте приближаться!

Разумеется, его никто не слушал. Несколько фигур