собрала королева – незаконен, а настоящий в Париже. И первый, кто помогает королю там править – граф д’Арманьяк. Он умный человек, но ему сейчас очень трудно. Королева собрала вокруг себя его врагов, и все вместе они очень мешают графу… Вот, посмотри, это Нормандия. Весь её север захватил английский король и продолжает захватывать всё новые и новые земли сюда, на юг. Еще немного, и он подойдет к Руану…

– И что тогда?

– Если английский король захватит Руан, откроется дорога на Париж. А Франция очень слаба, у неё почти нет армии. К тому же, вспомни, сколько бургундских бандитов шныряет по нашим лесам. Как только король Монмут нападет на Руан или на Париж, все они станут ему помогать.

Жанна подняла на Рене испуганные глаза.

– Знаешь что… – прошептала она тихо, одними губами, – я тебе хочу кое в чем сознаться…

Девочка обернулась на дверь в комнаты мадемуазель Ализон, потом словно нырнула в круг света возле свечи, как будто там, у карты, её было не так слышно.

– Это очень плохо! Все говорят, что ближнего надо любить, но я… я их ненавижу, Рене!

Жанна выдохнула слово «ненавижу», как святотатство и даже покраснела, но Рене пока ничего не понял.

– Кого ты ненавидишь?

– Бургундцев!

Жанна чуть не плакала от стыда за свою ненависть.

– На прошлой неделе они почти полностью сожгли Невшатель, а там жила сестра мадемуазель Ализон с мужем и детишками. Их всех убили, и мадемуазель так страшно плакала…

Рене помрачнел.

– Да, я знаю.

Сам он в Невшатель не ездил, но видел беженцев и слышал рассказы очевидцев. Всё было слишком обычно и поэтому страшно.

– Разве наш герцог не мог заступиться за этих людей?

– Бургундские бандиты не армия, Жанна. Как от них защитишься? Те, кто ходят вразброд и нападают внезапно, когда хотят всего лишь пограбить – непредсказуемы. Герцог и так делает всё, что может.

Жанна отчаянно посмотрела на карту.

– А король?

– Он очень болен.

– А господин д'Арманьяк?!

– Он один… Он не может собрать достаточно сильную армию, чтобы воевать на две стороны…

– А кто сможет?

Девочка смотрела с таким отчаянием, что внутри у Рене что-то сжалось и замерло. Неужели… Неужели сейчас?

Его мать в своих письмах строго-настрого запрещала рассказывать Жанне пророчества о Деве. Она считала, что лучше всего это сделать позже, когда девочка, воспринимающая как игру стрельбу из лука и верховую выездку, наконец спросит, а зачем ей всё это? Но момент был слишком хорош! И вряд ли мадам Иоланда не воспользовалась бы им сама, окажись она сейчас в этой комнате.

– Кто сможет? – задумчиво повторил Рене, растягивая паузу.

А потом, точно так же, как и Жанна, бросил быстрый взгляд на дверь в комнату мадемуазель и пригнулся к карте.

– Я тоже хочу сказать тебе одну тайную вещь, – зашептал он. – Но обещай, что никому и никогда об этом не расскажешь!

– Обещаю.

– Так вот, давным-давно один мудрец следил за ходом звезд и увидел будущее! То есть те события, которые произойдут через много лет после его смерти и даже в наши дни!

– Откуда ты это знаешь?

– Прочел.

– Где?

Рене нетерпеливо мотнул головой.

– Не перебивай! Я потом принесу и тебе почитаю… Он свои видения описал, и там было сказано, что государство – могучее и великое государство, погубленное женщиной – спасет Дева из Лотарингских земель!

Жанна охнула.

– Погоди, – поднял руку Рене, видя, что сейчас посыпятся новые вопросы, – дай закончить. Я самого главного не сказал. Эту Деву, по словам мудреца, пошлет сам Господь, и она будет чиста словно ангел, и поведет за собой невиданное войско, благословленное небесами!

Глаза Жанны наполнились слезами.

– Где же она, эта Дева? – прозвучал еле слышный вопрос.

Рене выпрямился. Выносить взгляд девочки вдруг оказалось трудно.

– Никто не знает, – ответил он после паузы, когда сглотнув ком, внезапно застрявший в горле.

Пальцы Жанны на карте беспокойно задвигались. Она разгладила плотный шершавый лист, словно жалея эти исстрадавшиеся земли и глубоко вздохнула. Пламя свечи затрепетало, подгоняя время.

– Она должна быть воином, – тихо добавил Рене, ненавидя сам себя. – Должна многое уметь, чтобы вести за собой целую армию, и знать что-то такое, чего ни один простой человек знать не может.

– Что же это?

Глаза Жанна не поднимала.

– Не знаю, – выдавил из себя Рене.

Больше врать он не мог.

Но девочка больше ни о чем и не спрашивала.

Немного помолчав, она тоже вынырнула из светового круга так, что Рене были видны лишь отблески свечи в её глазах да плотно сжатые губы.

– Спасибо, что рассказал, – произнесли эти губы мелено и как будто через силу. – Не бойся, я никому не скажу… А ты научи меня лучше бросать копье и управляться с мечом. Ладно?

Рене, конечно, пообещал и очень скоро привез из замка свой старый, выструганный из дерева меч, с которым, будучи совсем маленьким, отрабатывал удары, выпады и всякие обманные уловки, применяемые в бою. Копье для Жанны он смастерил прямо на лугу, обстругав ствол засохшей осинки – и легкое, как раз для девчоночьей руки, и сломать не жалко. Лучше бы, конечно, было срубить свежее дерево: из него копье получилось бы прочнее, но Жанна не дала.

Новых разговоров о Деве между ними не возникало. Однако Рене чувствовал, что к занятиям с ним девочка стала относиться иначе. Раз за разом она заставляла себя повторять то, что не получалось, до тех пор, пока не просто получится, а получится хорошо. Сам же он и подправлял, и обучал, и подсказывал, по-прежнему делая вид, будто всё это только игра.

О разговоре над картой ни герцогу Карлу, ни матери Рене не сообщил. Это был их с Жанной секрет. Да и о чем сообщать?! Ничего страшного не случилось, стало даже лучше. И то, что девочка тоже помалкивала и делала вид, будто никакого разговора не было, заставляло Рене относиться к ней с особенным уважением. Вот почему, в качестве своеобразной награды, он и упросил сегодня мадемуазель Ализон позволить им съездить наконец к вожделенному оврагу, чтобы поучиться прыгать через преграды…

До места Жанна доскакала первой, но остановилась дальше чем обычно, чтобы иметь место для разгона. Ожидая Рене она что-то тихо бормотала, поглаживая лошадку по шее, и та кивала головой, будто с чем-то соглашалась. Мадемуазель Ализон сшила Жанне простые мальчишечьи штаны, которые удобно скрывались под юбкой, так что девочка сидела не в женском седле, а уверенно, по-мужски. Сброшенные деревянные сабо болтались тут же, в мешке, подвязанном