Все больше народу собирается на лужайке.

Индейцы волнуются: кто же будет первым? И когда бегуны в сопровождении факельщиков появляются на склоне горы, все радостно кричат: «Гуэрига! Гуэрига!»[46]

Бегуны пробежали сто сорок четыре километра, но индейцы знают, что у них еще есть силы.

— Гуэрига! — кричат индейцы.

Тараумара бегут быстрее…

ИНДЕЙЦЫ ПОБЕЖДЕННОГО ПЛЕМЕНИ

Босые, огрубевшие от ходьбы ноги ступали по узкой тропинке, которая пролегла среди острых камней и шипов агав, по выжженной, раскаленной солнцем земле. Ноги ступали уверенно — они привыкли к такой ходьбе.

Шли двое. Мужчина Исидро и женщина Агава, за плечами у которой был ребенок. Вернее, шли не двое, а может быть сотни людей. Ведь сегодня понедельник, базар в Иксмикильпане.

Все богатство Исидро было у него на плечах. Целую неделю они с женой трудились, чтобы в понедельник отнести плоды своего труда на базар. Муж резал мясистые листья магэя. Он очищал их от колючек, отбивал длинной палкой, потом клал на доску и скребком, как плотник рубанком, соскребал с волокон мякоть. Волокна сушились на солнце, и затем жена плела из них платки — айяте. «Удивительное это растение — магэй! — подумал Исидро. — Если бы не было магэя, наверно, нам бы пришлось умереть с голоду. Сколько оно дает людям благ, хотя на вид хмуро и неприветливо!»

Исидро взглянул вдаль, где виднелись кусты магэя, — словно кривые острые кинжалы, они торчали из земли.

Он вспомнил свои кусты. Он знал каждый из них, помнил год, когда посадил. Вернее, посадил не он, а Фуэнтес — его называют в селении человеком с легкой рукой. Он только и делает, что сажает магэй. Другую работу он не выполняет — ему нельзя портить руки. Фуэнтес сажает магэй только в тот день, когда зарождается луна. Четыре дня перед этим он молится. Сажать магэй приходит в чистой белой рубашке. А индейцы стоят вокруг и просят бога дать растению жизнь.

Магэй живет в пустыне, где погибают любые другие растения. Даже если в этих местах не было дождей много лет, все равно в толстом стволе магэя содержится семь–восемь литров сладкой воды, которую называют «агуамьель» — медовой. Из нее индейцы делают пульке — хмельной напиток.

А как вкусны цветы магэя, посыпанные солью! Стебель его едят в печеном виде. Шипы магэя используют как гвозди; его листьями покрывают хижины; из волокон делают обувь, веревки и айяте.

Айяте, которые нес Исидро, были разноцветные. Конечно, Агава могла бы сплести себе наряд из этих волокон. Но Исидро очень дешево купил два мешка из-под сахара, и жена сшила из них себе платье. Теперь главное — подороже продать айяте, так, чтобы хватило на жизнь до следующего базарного дня.

«Если бы нам дали за каждый айяте по полтора песо, — думал Исидро, — тогда бы мы смогли купить лекарство для Флоры и десять куартилий[47] маиса. При экономном расходовании нам хватило бы его до следующего понедельника».

Агава шагала по острым камням, но не чувствовала их. Она разговаривала с дочкой, хоть девочка еще не могла произнести ни слова.

— Ты попроси Луну и Солнце, — шептала мать дочке, — чтобы они нам послали удачу на базаре. Чтобы на этот раз было все лучше, чем в прошлый понедельник. Вот если мы продадим айяте по полтора песо за штуку, тогда мы купим все, что нам нужно.

Вскоре муж и жена увидели шоссейную дорогу. Теперь все трое — Исидро, Агава и Флора — неотрывно смотрели на темный, лоснящийся от жары асфальт. Иногда по нему проносились машины: красные, желтые, черные. Они летели как вихрь. Никто из троих ни разу не ездил на машине, хотя Исидро совсем близко подходил к ней и трогал ее бока. Они очень гладкие. Такими гладкими бывают только камни в реке,

Исидро вышел на обочину шоссе. Впереди он увидел других индейцев, которые тоже шли на базар. И хотя дорога была широкая, все шагали один за одним гуськом. Так принято было издревле.

Исидро прибавил шагу. Ему хотелось догнать своих, потому что не так страшно было всем вместе входить на базар.

Вереница индейцев племени отоми становилась все длиннее и длиннее. С других тропинок появлялись новые семьи и молча пристраивались к шествию. Все с надеждой смотрели в сторону Иксмикильпана.

Каждый понедельник в Иксмикильпан приезжают скупщики. В широкополых шляпах, с цветными шарфами на шее, с увесистыми пистолетами на ремне, они больше похожи на ковбоев, чем на торговцев. Правда, приезжают они на базар не на лошадях, а на грузовиках или легковых автомобилях. Они занимают места повыше, чтобы лучше был виден товар.

Вместе с торговцами приезжают фокусники, доктора, продавцы крепкого самогона и табака. Кого только не было в понедельник в Иксмикильпане! И все ждали их, индейцев, уныло бредущих по обочине дороги со своим нехитрым товаром на плечах.

Вот первые индейцы приближаются к воротам базара, у которых стоит круглолицый метис с узкими, как бритва, глазами. Он сборщик пошлины. Индейцы торопливо вынимают из кармана двадцать сентаво и послушно отдают метису за право войти на базар.

— Эй, ты, — крикнул сборщик Исидро, — гони деньги!

— У меня сейчас нет, сеньор, — сказал Исидро и, вынув кошелек, раскрыл его перед метисом. — Когда пойду обратно, отдам.

Метис ловко вырвал из рук Исидро кошелек и положил его к себе в карман.

— Заплатишь деньги, получишь обратно кошелек. Эй, ты, неумытая рожа! — уже кому-то другому кричал сборщик. — Плати деньги!

Исидро направился на базар. Конечно, жаль было кошелька. Это ему подарила Агава. Но что делать!

Едва он прошел несколько шагов, как его увидел скупщик. Он стоял на возвышении. Под широченной шляпой толстое, лоснящееся от жира лицо. В руке у него была плетка.

— Покажи твое барахло, — приказал Исидро скупщик.

Когда Исидро приблизился, скупщик небрежно поднял рукояткой плети один айяте.

— Это превосходный айяте, сеньор, — сказала Агава.

— Баб в мужском обществе не спрашивают, — отрезал скупщик, и женщина замолчала. — Плачу по одному песо двадцать сентаво за каждый.

— Мы хотим по полтора песо, сеньор.

— Он хочет! Мало кто чего хочет. Проваливай! — Скупщик хлопнул плетью по голенищу и отвернулся.

Исидро поднял корзину на плечи и опять двинулся в путь. Ни на шаг от него не отставала жена, которая всегда очень боялась затеряться среди чужих людей.

На центральной площади было уже много народа. Продавцы громко выкрикивали:

— Покупай! Покупай!

Другие не кричали. Увидев индейца отоми, они хватали его за