— Разве мы не пойдем вместе?

— К лабиринту нельзя подходить парами и группами.

— Почему?

— Вам так хочется все испытать на себе? Неужели черепа, сложенные у входа, вас ничему не научили? Я сам, конечно, не проверял, но Настя рассказывала о том, что все экспедиции, которые заходили внутрь, погибали полностью. А одиночки нередко возвращались — потрепанные, усталые, но живые. Этому есть объяснение: когда люди идут группой, они мыслят коллективно, а значит, и оцениваются так же.

— Кем?

— Лабиринтом.

— И что?

— Все гибнут.

— Да уж, — вздохнул я, — умеете вы поднять настроение. Вы думаете, мне хочется идти туда? Да у меня поджилки от ужаса трясутся! Как подумаю, что меня снова сдавит так, что воздух перестанет поступать в легкие, то дрожу весь. Смотрите — уже холодный пот выступил!

— Не настраивайте себя на что-то плохое. Возможно, Настя лежит у входа, и вы просто поможете ей подняться наверх.

— А если ее там нет? Если она все еще внутри лабиринта?

— В таком случае придется подождать.

— Так же, как вы меня ждали?

— Так же…

— Да уж. — Вниз мне идти точно не хотелось, а отсюда сверху ничего не видно, все равно придется спускаться или ждать, пока не кончится еда, а потом снова ждать… — Извините, не понял, что вы сказали о коллективном разуме?

— Лабиринт — сложная информационная система, она имеет свои критерии отбора, свою защиту от нежелательного проникновения, поэтому каждый входящий проверяется на соответствие заложенных параметров. Какие они, никому неизвестно. Это мог знать только тот, кто настраивал систему. Лабиринт — древнее образование…

— Мне вот что еще непонятно.

Дышалось мне тяжело, и неизвестно отчего: то ли от дыхания лабиринта внизу, то ли от собственного страха, мне точно не хотелось вниз, а этот разговор помогал справиться с собой.

— Что вы еще хотите узнать, юноша?

— Почему Осирис и другие боги не попытались вернуться через лабиринт? Почему не искали артефакт? Мы же сейчас делаем то, что могли сделать они.

— Они пытались… — Сергей Сергеевич по-прежнему стоял у края и вглядывался в белесую пелену, словно все еще надеялся там что-то разглядеть. — Когда я впервые пришел сюда, повсюду лежало много различных предметов явно египетского происхождения, да и черепов человеческих хватало. А потом в одну ночь они исчезли без следа.

— А куда?

— Не знаю, вечером еще были, а утром не нашел ничего, у меня осталось только то, что успел подобрать и унести в дом…

— Плохо…

— Да, конечно. — Профессор полез в карман, достал оттуда записную книжку. — Я нашел кое-что о Янусе — древнем боге Рима, мне точно известно, что этот бог повторяет Осириса. Римляне использовали мифы египтян для создания своей религии, послушайте, это любопытно.

— Зачем?

— Не спрашивайте, что и как, просто слушайте и запоминайте.

Сергей Сергеевич стал читать, а я слушать. Хорошо, что рассказ оказался довольно коротким:

— Янус — владыка всех начал и начинаний. Под его покровительством находились все входы и выходы, будь то двери частного дома, храма богов или ворота городских стен. Храм Януса представлял собой две большие арки, соединенные поперечными стенами, с двумя воротами, находившимися друг напротив друга. Внутри стояла статуя бога, у которого было два лица, обращенных в противоположные стороны: одно — в прошлое, другое — в будущее.

— В лабиринте все устроено не так, — заметил я. — Там не одна арка.

— Вам же неизвестно, что находится в середине? Может оказаться, что там все так и есть.

— Все равно не понимаю пока смысла.

— Слушайте дальше, я потом объясню. — Сергей Сергеевич ожил, читая свои записи хорошо поставленным голосом. — В руке у Януса был ключ, которым он отпирал и запирал небесные врата. Понимаете, небесные врата. А что такое лабиринт?

— И что?

— Множество звездных врат, собранных в одном месте, если хотите, небесных…

— Сомневаюсь…

— Слушайте дальше… Бог Янус, кроме того, считался покровителем дорог и путников. Его почитали мореходы, верившие, что именно он научил людей строить первые корабли.

— И что?

— Вот представьте, что это написано об Осирисе.

— Представил, у него был ключ, открывающий небесные врата.

— Вот вы и поняли. — Сергей Сергеевич победно улыбнулся. — Понимаете, этот ключ и есть устройство, повелевающее временем. Мне кажется, это и есть наш артефакт.

— Вы сами-то в это верите?

— Я не знаю, во что верить. Просто считаю, что существует связь между двумя богами, а значит, эта информация может как-то помочь.

— Сомневаюсь…

— Это все, что у меня есть. — Профессор прижал руку к груди. — Вы пойдете вниз или это мне придется сделать самому? Простите, но сердце болит, плохо ей там, но я знаю, что она все еще жива…

— Уже иду. — Я повернулся и потащился вниз, хватаясь за выступающие камни, чтобы не скатиться вниз. Дорога была знакомой, так что спустился быстро, и, конечно же, у входа никого не нашлось. Кричать об этом Сергею Сергеевичу не стоило, белесая пелена хорошо скрадывала все звуки, он бы меня все равно не услышал.

Я постоял у арки, задумчиво глядя внутрь — туда, где поднималась клубами белесая пелена. Сегодня она была неспокойна, то и дело взрывалась мутными всполохами. Мне это не понравилось. Что-то происходило в лабиринте, и это, вероятнее всего, как-то связано с Настей.

Идти в лабиринт мне не хотелось — знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому просто сел на камень, явно скатившийся сверху, и стал ждать, морщась от пронизывающего холода.

Не знаю, сколько так просидел — час или два, а потом снова потащился к профессору. Тот по-прежнему сидел у края уступа, бледный, усталый от внутреннего напряжения и горя.

— Знаю, нет ее у входа, — проговорил он, не дав мне сказать. — Она все еще находится внутри, выбраться не может, хоть и пытается.

— Откуда вам это известно?

— Этим чувствую. — Сергей Сергеевич похлопал по груди. — Болит очень, значит, ей плохо. У нас с ней хорошая ментальная связь, всегда чувствую, что с ней происходит, ее мама постаралась.

— Как это?

— Она меня лечила, как больных ребятишек. И у них рождаются такие, кто не может слышать мысли других. Не знаю, как она этого добилась, но теперь я всегда чувствую и ее, и Настю. С другими людьми, правда, не получается.

— Значит, говорите, выбраться не может?

— Именно. — Профессор полез в карман, вытащил оттуда пластиковый флакончик с валидолом и вытряхнул на ладонь пару таблеток, потом бросил в рот и шумно зачмокал. — В этот раз она прошла дальше и оказалась в ловушке, ползет, но не туда, куда надо, что-то ей мешает…