Или Вонг встретил жестокий конец потому, что не выдал жизненно важных сведений? Раз уже не мог спасти свою жизнь, по крайней мере разрушил чьи-то замыслы?

Экстази и креол не выдали. Вонг не выдал. Вонг и… кто еще? Рени, Джеральд, Джон…

И Мисси. Мисси тоже.

Я выскочил в дверь библиотеки. С полпути через прихожую мне стала видна столовая за открытой дверью и три стула — пустые. Наклоняясь за оружием креола, я осознал, что передняя дверь открыта. Я даже не стал подбирать пистолет. Я просто подошел к передней двери, перешагнул через бренные останки Экстази и выглянул наружу.

«Ягуара» как не бывало. Я проклял бесшумный автомобиль и себя тоже за то, что упустил Мисси.

Она должна была сознавать опасность. Неудивительно, что упала в обморок. А едва очнувшись — бежала. Если зрелище насильственной смерти вывело ее из равновесия, то сознание опасности, угрожающей ей самой, должно было полностью перебить действие прозака.

Я стоял над Экстази и пытался соображать. Практически Мисси — единственная женщина в мире, за постель с которой я дал бы больше пары монет, а теперь она, похоже, гоняется за судьбой обычной преступницы.

Похоже, наша дружба разрешилась на рыночном уровне. Она меня сторговала. Она позволила втянуть себя в дело «Кодекса-перстня», от которого, судя по ее прежнему парижскому опыту, лучше бы, мягко говоря, держаться подальше.

Мертвый взгляд Экстази подтвердил мою мысль.

Если взглянуть, каким образом выходили в последнее время из игры такие жесткие игроки, как Вонг, Рени Ноулс и Джеральд Ренквист, что говорить о Мисси?

Кто еще остался?

Мужу Рени явно плевать на все древности. Его волнуют только шлюхи и местная футбольная команда. Но даже если Ноулс заинтересовался бы, даже монополисту отельных мыльниц едва ли хватит монет, чтобы вписаться в Лигу «Кодекса» или хватит?

Я не мог представить Ноулса игроком. На одноразовое мыло не может быть такого спроса, чтобы оплатить десятимиллионную древность, тем более две. Он стоит несколько миллионов максимум. Тысячедолларовые проститутки, отборный шотландский виски и вечерние футбольные матчи, не прерываемые тиканьем часов, представляются ему роскошной жизнью. Даже если бы он стоил десять миллионов, даже если бы нашел способ совершить покупку законно и без насилия, он не стал бы играть в эту игру. Его не снедает беспредельное корыстолюбие, которое присуще всем игрокам Лиги «Кодекса». Перерезать вены? Нет, это не для Ноулса. Куда ему.

Я расхаживал между телами креола и Экстази, рассуждая сам с собой. Тонкий голосок в мозгу воспользовался случаем напомнить, что корыстолюбец я или бессребреник, но «Кодекс» сейчас именно в моих руках. И как легко достался! Всего-то страстная ночь, похищение, побои дубинкой, пулевая рана, гипотермия, допрос и расставание с иллюзиями. Самое трудное для меня было проводить время с людьми, которым нет дела ни до чего, кроме денег. Но поскольку только такие мне в последнее время и встречаются, может, в меня из них что-то просочилось? Если есть «Кодекс», насколько сложно будет найти перстень? Почему бы не торговаться до последнего? Может, только и надо, что пролить немного крови в резиновое мусорное ведерко, и фортуна повернется ко мне своими острыми зубками.

Но я никогда не искал таких подвигов. Мне ничего не снилось, кроме бесконечных сырых джунглей или огромных светлых плоскостей еще не тронутого резьбой клена. Мои мечты были скромны. Чтобы мечтать, мне не требовались деньги. Мечты оплачивало мое правительство.

«Купишь отличный набор резцов и выемок, — подсказал голосок, — и посвятишь остаток жизни украшению пастырского посоха папы, к вящей славе Господней».

— Господи Иисусе, — с отвращением отозвался я, — мне что, на своем месте плохо?

Но голосок не отставал. Сколько угодно клена «птичий глаз» — подумать только! И можно бы вырезать по спирали вдоль посоха латинский девиз. Посох! С такими деньгами, злился я, вполне можно поступить в Стэнфорд и вырезать латинский девиз на собственной ДНК. Или на собственных орешках, хихикал голосок. Как сказал Пикассо, искусство исходит из яиц. Пусть к ним и придет.

Наконец в голову пришла связная, хотя и леденящая мысль: независимо оттого, понятно ли мне, что движет Мисси, независимо от того, знает ли это она сама, Мисси не могла бы сказать, что не знала, во что ввязалась. То есть сказать она могла, но кто бы ей поверил? Уж конечно, не копы.

А как насчет Дэйва? Старый выпивоха и сейчас трудится на лодочном дворе, повернувшись спиной к улице, зная обо всем не больше лопнувшей шины. Если они явятся по его душу, у него не будет ни единого шанса. Где-то неподалеку — где именно, я не знал — он запрятал «Сиракузский кодекс»; у меня не было даже уверенности, что он постарался как следует укрыть его. Между тем уже сейчас клад светится на кодексоискателе какого-то кровопийцы-старьевщика. Обратите внимание, не простого старьевщика, а того, кто прошел по городу, выпуская людям кровь из жил, и расстреливая, и сжигая, не говоря уж о том, что некоторых он потрошил, а другим перерезал вены — все ради тонкой пачки пергаментов. Этого старьевщика ничто не остановит; что там право собственности, невинность, век, цивилизация, почетная отставка или пахнущее соляркой дыхание перед его стремлением к пергаментному граалю. И я втянул в это дело Дэйва. Что если я и его доведу до гибели?

«Ага, Дэнни-бой, — сказал тихий голосок, прорвавшись в паузу, — ты втянул Дэйва. Так же, как ты втянул Джона Пленти. Так же как…»

— Эй, — перебил я, — Джон Пленти сам ввязался. Он влюбился в Рени Ноулс задолго до того, как я вывалился на сцену. Забыл?

«Хватит дурачить себя, — сказал голосок. — Рени сняла его с крючка, не забыл? Так сказал Джон. Они вышли на него, проследив за тобой. Где твоя паранойя, а?»

Джон был с ней связан…

Он был связан? Это она его использовала.

Для чего? Как знать? Для перевозки?

Здесь я остановился. Прошагал к трупу креола. У тамагучи, похоже, кончился бензин. Он лежал на ковре, не пища, и на пустом экранчике не было счета. Конец Зу-Зу. Креол, хоть и в движении, успел увидеть свои две пули. Экстази, наверно, видел, как он вытаскивает собственный пистолет, чтобы купить себе шанс на победу, и тут же падает от двух точных выстрелов, сделанных так быстро, что звук слился в один, а пули легли на расстоянии двух дюймов друг от друга. В стене не видно отверстий: ни один патрон не был истрачен зря. При виде этой смертоносной точности Экстази бросился к двери. Его подстрелили на бегу, в спину. Третий отличный выстрел.

Перевозки…

«Все при тебе, дурная голова, — подзуживал голосок. — Отмотай назад…»

…«Ты не часто занимаешься обрешетками… Вспомнил?»

Я вспомнил. Когда я делал Джону рамы для «ню» Рени Ноулс, он попросил меня смастерить и обрешетки. Изготовление обрешеток — особое искусство; я предложил дать ему телефон мастерской, которая этим занималась.

— Ну да, — сказал он, — Герли все время к ним обращается.