В некоторых других случаях я пытался объяснить Пэту, каким образом необходимо игнорировать инструкции о стандартном порядке действий в конкретных обстоятельствах. Например, в полковых СПД говорится, что солдат, работающий связистом, должен носить свой шифроблокнот в кармане брюк. Однако очевидно, что если вам необходимо преодолевать реку вброд и блокнот скорее всего может намокнуть, то вы переложите его в карман рубашки. Более того, как я познал на личном опыте, полученном во время обучения в джунглях, и который вполне мог привести к моему отчислению из Полка, карманы для карт не всегда безопасны. Но Пэт никогда бы с этим не согласился. Для него СПД были Библией, их нужно было просто соблюдать. Наши споры — разногласия, если честно, — всегда заканчивались одинаково: я говорил ему: «Пэт, мы на войне. Мы можем делать то, что нам нравится. Я могу делать то, что мне нравится».

Тем не менее, он предпочитал работать в рамках установленных правил, и другие военнослужащие патруля часто подстрекали его подходить ко мне. Мне было крайне неприятно, но я никак не мог заставить его это понять. В конце концов, всякий раз, когда он приходил ко мне со стонами по поводу какой-то очередной нарушенной мной инструкции, мне приходилось говорить ему, чтобы он оставил это в покое — и вряд ли это был очень конструктивный аргумент.

Большинство других солдат патруля были более гибкими, особенно после атаки союзных пилотов на «Ленд Роверы» эскадрона «D». Однако когда я впервые запретил использование маскировочных сетей, им это ни капельки не понравилось, и, обходя наше новое расположение, я обнаружил, что не слышно обычных шуток.

К тому времени все было готово, парни разожгли свои печки и разогревали еду и воду для приготовления пищи. Обычно в таких случаях один или двое из них приглашали меня выпить у них в машине кружку горячего, сладкого армейского чая, но все, что я получил в этот раз, — это извинительные взгляды и отведенные глаза. «Сущие дети», — сказал я про себя и поспешил вернуться к своей собственной плите и кружке, на которой вскоре уже согревал пальцы, потягивая приготовленный напиток.

В тот день мы расположились лагерем к югу от небольшого иракского городка Нухайб, а со следующей ночи должны были действовать в районе к северу от рубежа, проходящего через этот город с востока на запад. Оперативный район патруля «Альфа-30» находился к югу от этого же рубежа. Причина нарезания патрулям совершенно самостоятельных районов проведения операций не только вполне логична, но и крайне важна. Ее смысл заключается в том, чтобы избежать любого контакта между подразделениями, который может привести к ситуации «синий по синему» — то есть к случаям, когда свои собственные войска открывают огонь друг по другу. Ни один патруль САС никогда не выйдет за границы своего оперативного района без предварительного уведомления подразделения, в чей район он перемещается.

В Полку уже был случай дружественного огня на Фолклендах, когда патруль САС застрелил одного военнослужащего Специального Лодочного Эскадрона. Это была трагическая случайность, несчастный случай, но СБС действовали за пределами назначенного для них района проведения операций. Началась перестрелка, и только когда кто-то закричал, а другая сторона услышала английскую речь, ошибка была осознана. Но к тому времени один военнослужащий СБС погиб.

В то утро в нашем новом выжидательном районе, пока свободные от дежурства люди укладывались спать, я проторчал все свободное время на радиостанции. Новости были не очень обнадеживающими. Патруль «Браво Два Ноль» по-прежнему не выходил на связь, а подразделение эскадрона «D», действующее примерно в пятидесяти километрах к юго-западу от нас, было обнаружено и вступило в интенсивную перестрелку с противником. Семь человек отделились от основного подразделения, и с ними пропала связь, причем среди них был один раненый. Ну и в довершение всего, патруль из восьми человек с позывным «Браво Один Девять», который был высажен в ту же ночь, что и «Браво-20», но который благоразумно взял автомобиль, также был обнаружен противником и сейчас находился вне связи, направляясь, как мы надеялись, к границе Саудовской Аравии.

Завершая радиопередачу на более позитивной ноте, штаб также проинформировал меня о реакции в Лондоне на решение отправить меня в бой. Директор Сил специального назначения, очень веселый бригадный генерал, отказался верить отчету, предоставленному ему дежурным офицером в оперативном отделе в Лондоне. Директор был настоящим героем, веселым и жизнерадостным человеком, и одновременно очень общительным и чрезвычайно приятным собеседником.

— Вы, должно быть, шутите?! — это был его первый комментарий офицеру оперативного отдела. — Задача полкового сержант-майора на войне — это боеприпасы и военнопленные. О чем, черт возьми, вы говорите?

Насколько я понял, когда его офицер стал настаивать на том, что меня действительно отправили в Ирак, чтобы я возглавил патруль, директор сказал ему:

— Не будьте таким идиотом. Полковые сержант-майоры не воюют в военное время, само предположение об этом возмутительно. Это либо так, либо они все там посходили с ума.

В конце концов, потребовался специальный ответ из Аль-Джуфа, чтобы убедить его в том, что я не нянчусь с боеприпасами в Саудовской Аравии, а веду патруль «Альфа Один Ноль» в тыл врага.

По радио я также узнал, что наш стремительный 160-километровый ночной рывок в определенной степени снизил давление на командира, поскольку это уже начало оправдывать его решение сменить первоначального командира патруля мной. В основном это давление исходило от заместителя директора в Эр-Рияде, который временами вел себя как капризный начальник, периодически вмешиваясь и критикуя, но не всегда предлагая конструктивные варианты.

Однако, насколько мне — и многим другим — было известно, какое бы давление ни пытался оказывать заместитель директора, у нас был командир, который блестяще справлялся со своими обязанностями в очень сложных обстоятельствах. Он не дрогнул даже под сильным давлением; только в ту ночь он потерял связь с двадцатью тремя своими людьми, но просто продолжал действовать, как и положено воинскому начальнику. Его любили во всем Полку, и одновременно уважали — что далеко не всегда одно и то же. Наш командир старался общаться со своими людьми, старался узнать их по имени, понять их личные качества. Доверившись мне, он сделал мужественный поступок, и я был полон решимости не подвести его. Мне было все равно, насколько сложным может оказаться задание, но я собирался сделать все возможное, чтобы справиться с ним.

Тем не менее, одной из моих первых обязанностей были люди, находящиеся под моим непосредственным командованием. Они имели право знать некоторые новости, которые я получил, и было бы справедливо, если бы