А еще Карл ненавидит Хедли, потому что агент тоже был в Голденбранче — он упоминает об этом каждый раз, когда журналисты расспрашивают его о нас. Как и я, Карл терпеть не может, когда ему напоминают о том дне. Я уверена, что тогда у него поджилки тряслись. Хотя, разумеется, Карл никогда в этом не признается. Он боялся, что его убьют или поймают, а еще, мне кажется, ему до сих пор стыдно вспоминать о том, что́ он тогда сделал и как сбежал, бросив остальных членов банды и своих соратников мертвыми или умирающими.

Сам Карл, конечно, винит во всем федералов и агента Хедли, который служит для него чем-то вроде живого воплощения государственной судебной машины. Думаю, он не успокоится, пока не увидит этого Хедли мертвым.

Если у Хедли и был какой-то план, ему пришлось на некоторое время замолчать, потому что в кухню вбежали Хантер и Грант. Они проголодались, но, поскольку их завтрак состоял исключительно из сахара и жиров (принявших форму пончиков), Амелия предложила им выбрать: молоко или ничего. Дети выбрали молоко, но пили его без особой охоты, не спеша, словно нарочно испытывая терпение взрослых, которым хотелось как можно скорее продолжить разговор. Наконец стаканы опустели, и Амелия отправила обоих назад в гостиную — досматривать кино.

Как только она вернулась в кухню, Хедли продолжил с того самого места, на котором его прервали:

— Несмотря на все доводы, которые я вам перечислил, детектив Такер по-прежнему не убежден, что убийство Стефани Демарко имеет какое-то отношение к Амелии — кроме, разумеется, того факта, что девушка у нее работала.

— Вот упрямый осел! — выругался Доусон. — А что говорит Уиллс?

— Ничего не говорит. Правда, он не дурак, и интуиция подсказывает мне, что он понемногу склоняется в пользу нашей с Кнуцем версии. Но Уиллс — младший детектив. Этим все сказано. Кроме того, для местной полиции мы — чужаки, злые, пронырливые федералы, которые обожают совать нос куда не следует, и Уиллс, естественно, выступает на стороне коллег. Шериф, с которым Такер поделился нашей догадкой насчет того, что Джереми инсценировал свою гибель, также поддерживает своих сотрудников обеими руками. Он понимает, что может оказаться в весьма щекотливом положении, если мы вдруг окажемся правы, поэтому настаивает на более тщательном анализе найденного нами отпечатка пальца. Что касается Берни, тут его позиция и вовсе не уязвима или почти не уязвима. Шериф считает, что пока старику не предъявлено никакого обвинения, перед законом он чист, а значит, и разыскивать его не надо.

— Но ведь мы установили, что никакого Берни на самом деле не существует, что это просто маскарад…

— Шерифу нужны более убедительные доказательства того, что Берни — это Карл Уингерт. Только тогда он готов поручить своим людям полномасштабные розыски скрывающегося от правосудия преступника, о котором никто не слышал уже почти семнадцать лет.

— Но ФБР, я надеюсь, не нуждается в одобрении окружного шерифа?

— Нет, конечно, но… — Хедли явно колебался.

— Что — «но»? В чем опять загвоздка?

— Охрана Амелии и ее детей не санкционирована судом. Местный офис Бюро намерен отозвать своих людей.

— Не может быть! Они не могут!..

— Еще как могут. Я просил дать нам двое суток…

— Но этого слишком мало, чтобы…

— …И мне дали двадцать четыре часа, чтобы добыть необходимые доказательства. — Хедли бросил взгляд на настенные часы. — И сорок пять минут из них уже прошло.

Доусон негромко выругался.

— Зато Бюро готово разыскивать Берни Кларксона — хотя бы только затем, чтобы убедиться, что он — не Карл.

— И на том спасибо, — сердито отозвался Доусон. — Но пока они его ищут, Амелия и дети нуждаются в защите.

— Сесил Кнуц высказал одну идею… — Хедли пристально посмотрел сначала на своего крестника, потом перевел взгляд на Амелию. — Но я боюсь, она вам не слишком понравится.

— Какую идею? — Это были первые слова, которые Амелия произнесла с тех пор, как отправила детей обратно в гостиную.

— Ты должна созвать пресс-конференцию и объявить, что у тебя есть серьезные основания полагать, что твой бывший муж вовсе не был убит, что он все еще жив и следит за тобой. Именно он, скорее всего, убил твою няню, потому что принял ее за тебя, и, следовательно, он представляет собой угрозу для твоей жизни и для жизни твоих детей.

Некоторое время все молчали, потом Доусон спросил:

— Ну и что это нам даст?

— Во-первых, подобная пресс-конференция поможет Амелии расположить в свою пользу общественное мнение. Пресса, во всяком случае, за это уцепится, и тогда местным властям придется волей-неволей начать действовать.

— Я не стану созывать никаких пресс-конференций, — не терпящим возражений тоном заявила Амелия и посмотрела в сторону гостиной, откуда слышался беззаботный смех обоих мальчуганов. — Вы хоть понимаете, какие это может иметь последствия для нашей жизни? Если дети узна́ют, что их отец жив…

— Но ведь это неизбежно, — необычно мягким тоном возразил Хедли. — То есть я хочу сказать: когда бы они ни узнали об этом, при каких бы обстоятельствах это ни произошло, Хантеру и Гранту будет очень, очень нелегко.

— Я это отлично понимаю, — отрезала Амелия. — Но я решительно отказываюсь выступать в роли клоуна в цирке, который по этому поводу устроит пресса. Да, в конце концов мои дети — и все окружающие тоже — непременно узнают, что они — сыновья убийцы и внуки опасного террориста. Я не могу этому помешать, не могу защитить их от правды, которая рано или поздно выплывет на свет божий. Но это не значит, что я не хочу их защищать. И мне нужно подумать, как смягчить неизбежный шок, как научить их жить с клеймом, которое не изгладится еще очень долго. Может быть, никогда. Если вы знаете, как это сделать, скажите. Я с удовольствием вас выслушаю… — И она посмотрела на обоих мужчин, словно и в самом деле ожидала ответа. Но ответа у них не было и не могло быть. Доусон лишь несколько секунд выдерживал ее взгляд, потом потупился с растерянным и безнадежным видом. Хедли и вовсе смотрел в стол, но именно он первым нарушил воцарившееся за столом напряженное молчание.

— О’кей, — сказал он и вздохнул. — Не будем торопиться, оставим пресс-конференцию на самый крайний случай. Немного времени у нас есть, так постараемся его использовать, чтобы как можно скорее поймать этих сукиных детей. И ты, Амелия, должна нам помочь. Ты вспомнила, какие у Джереми были странности, склонности, связи? Где он может скрываться? Кто из знакомых может его прятать?

— Я… составила список его приятелей. Всех, кого смогла вспомнить, естественно, только… К тому моменту, когда мы развелись, Джереми почти ни с кем из них не общался.

— Где этот список?

— Наверху, в моем кабинете на столе.

— Принеси его, пожалуйста, я хотел бы на него взглянуть. Скорее всего, это выстрел наугад, но чем черт не шутит? Времени у нас мало, поэтому мы должны использовать любой, даже самый слабенький шанс выйти на след Джереми. Пока он и Карл не знают…