В глазах Константина отражается удивление, но он все же кивает в ответ на мои слова. Он провожает меня взглядом, пока я иду к лифту. Есть кое-кто, кого мне нужно навестить прямо сейчас.

Линкольн не видела всей расстановки фигур на поле боя, ошибочно полагая, что за всем стоит Бенедикт, и даже не подозревая, что он является лишь еще одной фигурой в руках Министра. Линкольн не знала, против кого играет.

Но теперь знаю я.

Впрочем, я – не игрок, это не моя роль; есть лишь один человек, способный выйти из этой игры победителем.

Линкольн выбирала союзников очень осторожно. Она так и не смогла выяснить, замешан ли Кондор в происходящем, не смогла понять, на чьей он стороне; вот только Кондор даже не знал о существовании этих сторон.

Министру давным-давно стоило избавиться от Кондора. Расчет Амалии оправдался, но Министр зря перестал воспринимать его как опасность. Правда о Свободном Арголисе может сломить Кондора, но я не позволю этому произойти. Кондор – человек войны, человек сражения; и сейчас такой человек нужен нам как никто другой.

Только Стратег может помочь нам вернуться домой.

А я… нет, мы – мы поможем ему.

У меня нет своего имени, поэтому я продолжу пользоваться тем, что досталось мне вместе с воспоминаниями о прошлом. Но я – не Арника; я существую и всегда существовала отдельно от нее. Я – это принятые мною решения, я – это пройденный мною путь и то, что еще ждет меня впереди.

Справедливость слишком долго была безмолвной, но теперь я – ее голос, который рано или поздно придется услышать каждому.

Еще до того как створки лифта открываются передо мной, я знаю, что из него выйдет группа помощников Справедливости вместе с профайлерами.

На Агате сегодня очередной гигантский белый свитер; он удобный, но немного колется. Мы с ней встречаемся глазами, и она улыбается так, чтобы это успела увидеть только я, – едва заметно, уголком рта.

Белые начинают – и выигрывают; ваш проигрыш, Министр, предопределен и неизбежен.

И да наступит время Справедливости.