Волосы у нее были заколоты по моде конца девятнадцатого столетия, однако одета она была в простую льняную тунику, какие предпочитало большинство живущих здесь женщин. – С чего это ты надумала пожаловать в гости?

– Я встречаюсь с Анитой. Нам нужно поговорить с Хугайр о том, что я сделала с линией времени.

У Софы округлились глаза, но она ничего не сказала.

– Я могу проводить тебя к Хугайр, но должна предупредить: сегодня она в отвратительном настроении.

Вспомнив, как жрица распоряжалась своими ученицами, я пожала плечами.

– Мне приходилось иметь дело с учеными советами, распределяющими ставки, так что, полагаю, я ко всему готова.

Для Софы с момента нашей последней встречи прошло три года, а для меня – лишь несколько недель, поэтому наши рассказы друг другу о том, что произошло за это время, получились асимметричными. Научившись свободно говорить по-набатейски, Софа сделала себя в храме незаменимым человеком. Начала она с того, что перевела несколько рукописей, но затем быстро перешла к написанию трактатов о том, как следует почитать Богиню в повседневной жизни. Ученые, приезжающие в Ракму со всего Средиземноморья, снимали копии с ее работ и увозили их к себе домой.

– Очень похоже на то, чем я занималась в своем настоящем, однако здесь к этому относятся гораздо серьезнее. – В голосе Софы прозвучала нескрываемая гордость. – И нет риска отправиться за решетку, что очень радует.

– Софа, я так рада, что мы вытащили тебя из той задницы!

– Но я по ней скучаю, – вздохнула она. – Скучаю по Асиль и подругам. Скучаю по своему салону. Скучаю по джину. Я даже скучаю по зловонию реки!

Я крепко ее обняла.

– У Асиль дела идут замечательно – она заведует музыкальным бизнесом Сола. Я еще никогда не видела ее такой счастливой. И такой занятой!

Затем я рассказала о танцевальном конкурсе, который изменил законы Комстока, о сестре Морехшин из будущего и о том, что собранные Си-Эль данные оказались настолько ценными, что их должны были опубликовать в «Естественной геонауке», а может быть, даже в журнале «Естествознание». Ее работы явились большим прорывом в понимании принципов работы интерфейса.

– Знаешь, мы изменили линию времени. Одержали победу в войне редактирований.

Софа остановилась на пороге зала с трехликой Богиней.

– Занимаясь здесь, Тесс, я усвоила одно: у войны редактирований нет конца, никогда нельзя будет утверждать, что победа окончательная. Линия времени постоянно изменяется. Как и мы сами. Я думаю… Можно надеяться лишь на маленькие поблажки. Одна спасенная жизнь. Одно доброе дело. Понимаешь?

Я всмотрелась в ее бледно-голубые глаза, гадая, правда ли ей известно больше, чем она говорит.

– Анита всегда говорила, что меняются лишь мелочи.

– Она права.

Мы постучали в дверь Хугайр, и одна из ее учениц тотчас же открыла. У нее за спиной я увидела, что Анита уже здесь, поглощена разговором.

– О, здравствуйте! Заходите! – Хугайр указала на подушки, разложенные вокруг низкого деревянного столика, отделанного бронзой. Затем она повернулась к ученице. – А ты принеси нам пива, после чего продолжай работу над рукописью. По-моему, у тебя неплохо получается.

Довольно улыбнувшись, ученица поспешно покинула комнату и тотчас же вернулась с керамическими кружками, наполненными пенистым напитком, от которого пахло ячменем и перцем. Я осторожно его пригубила. Вкус оказался не совсем таким, как у пива из моего настоящего, но довольно близким.

Хугайр поставила кружку на столик.

– Тесс, я уже сказала Аните. Ты не можешь вернуться домой: это тебя убьет.

Меня захлестнула паника.

– И ничего нельзя сделать?

– У нас в храме есть и другие «не ведающие времени», испытавшие нечто подобное. Редактировать что-то в своей жизни может быть очень болезненным делом. Так не у всех. Одни осуществляют редактирование, возвращают любимых людей и после этого живут счастливо. Другие испытывают небольшой дискомфорт, который быстро проходит. Но ты относишься к тем несчастным, жизнь которых полностью рушится.

– Почему это случилось со мной? Я ведь только вернула любимого человека, как ты и говорила.

На лице у Хугайр отразилось сомнение.

– Анита рассказала мне о том, что ты сделала. Ты создала крайне опасную линию времени. Разом отредактировала всю свою взрослую жизнь. Разумеется, от этого тебе стало плохо. Ты не предполагала ничего такого, когда принималась за работу?

– Ну… Да… Но мне казалось, все проходит гладко, до тех пор пока…

– Пока редактирование не закрепилось?

Я ухватила деревянную щепку на ножке стола.

– Не понимаю. Предполагалось, что изменение будет небольшим. Мы осуществили масштабное редактирование в вопросе о равноправии женщин и легализации абортов, и никому от этого не стало плохо. Разве это не должно было в корне изменить жизнь всех нас?

– Что такое аборт? – Хугайр взглянула на Софу за разъяснением.

– Прерывание беременности.

– Понятно. Вы изменили законы, составленные мужчинами. Изменили ли вы при этом жизнь хотя бы одной женщины?

– Пожалуй… Я изменила жизнь Бет.

– Наверное, мы также изменили жизнь Китти, – почесала голову Анита.

– Изменилась ли жизнь этих женщин исключительно вследствие того, что вы сделали с законами мужчин?

– Они лишь двое из миллионов женщин, чья жизнь переменилась. Право на регулирование рождаемости предоставляет нам возможность выбора, дает свободу, позволяет двигаться новыми путями… Это очень глубокий пересмотр истории… – Я осеклась, поймав на себе хмурый взгляд Хугайр, которым она обычно удостаивала только своих учениц.

– Задумайся, почему ты воспринимаешь значительную перемену не так остро, как маленькую?

Я подумала обо всех тех, кто взялся за руки, выражая протест Комстоку на Всемирной выставке, о танцовщицах из «Шеррис», о стратегической мудрости Сола, о представителях «Четырех сотен» на тронах судей.

– Это было коллективное действие. Многие из нас трудились над изменением законов, и последствия наших действий получили широкое распространение. Я думаю, каждый из нас в какой-то степени их почувствовал. Но что касается Бет… Я изменила мелочь, но только для одной себя.

– Когда мы говорим о маленьких изменениях, это вовсе не означает, что они незначительные.

Я отпила большой глоток пива, чтобы справиться с застрявшим в горле комком.

– В таком случае, полагаю, мне лучше остаться здесь. – Это откровение наполнило меня сладостной горечью. Мне будет не хватать двадцать первого века, однако здесь я чувствовала себя дома, чего не могла в полной мере объяснить.

– У меня здесь уютные покои, – тронула меня за плечо Софа, и мое сердце пропустило удар. – Если хочешь, можешь пожить какое-то время со мной.

– Ты можешь стать нашей следующей жертвой. – Хугайр произнесла это как нечто решенное. Достав свиток, она развернула его на коленях. – Давайте-ка придумаем, какую работу ты сможешь выполнять в качестве «не ведающей времени». Как ты смотришь на то, чтобы стать… Писцом? Садовником? Зодчим? Убийцей?

– Подожди,