— А разве кофе тебе… — снова запоздало сообразил он, но Мила решительно перебила:

— Ага, не рекомендуется, я знаю. Но всё равно выпью, потому что мне ужасно хочется кофе. Без утренней сигаретки, так и быть, обойдусь.

Пока Павел возился у кофемашины, Мила переползла с ковра на кресло, поджала ноги и обняла себя за плечи. В номере было тепло, но её колотил лёгкий озноб, какой иногда бывает с утра сразу после пробуждения. Поданную Павлом чашку она приняла с благодарностью, обхватила её ладонями, согреваясь, поднесла к носу и блаженно вдохнула кофейный аромат.

Он устроился со своей чашкой в соседнем кресле.

— Когда ты уезжаешь? — спросила Мила.

— Сегодня вечером самолёт. А ты?

— У меня на завтра билет. Я собиралась ещё погулять немного, побродить тут везде… Пока занималась подготовкой праздника, совсем города не видела, — Мила пожала плечами. — К морю хотела сходить.

И Павел решился.

— Я с тобой завтра полечу, — твёрдо сказал он. — Одной тебе сейчас оставаться — совсем не дело, так что я тебя здесь не оставлю.

— Паш, не надо… — начала было она, но, наткнувшись на его жёсткий взгляд, тут же осеклась и уточнила лишь:

— А у тебя не будет неприятностей в театре?

— Не будет, я договорюсь. В Москву в любом случае мы вернёмся вместе. Как ты вообще сюда одна прилетела, а если бы тебе прямо в самолёте плохо стало?! — возмутился он подобной безответственности.

— Мишка тоже не хотел меня отпускать, — негромко призналась Мила. — Мы здорово поссорились перед моим отъездом. Орал как резаный. Типа, никакой Таганрог меня сейчас волновать не должен, и уж тем более не моё дело — юбилеи организовывать, мне нужен лишь покой, покой и ещё раз покой. Придурок… — добавила она с досадой.

— Никакой не придурок, — Павел покачал головой. — Он за тебя волнуется.

— Ага, будь его воля — запер бы меня уже сейчас в хосписе, приковав наручниками к койке, и пичкал лекарствами… Я так мечтала об этом празднике в нашем детдоме! Я столько месяцев к нему готовилась!

— Кстати — о лекарствах. Ты что-нибудь принимаешь? — спохватился Павел.

— Пока только обезболивающее. Помогает так себе, но без таблеток было бы совсем хреново, голова почти каждый день раскалывается…

— Как же тебя родители отпустили? — вздохнул он в сердцах.

— А разве они могли мне когда-нибудь что-нибудь запретить? — усмехнулась Мила.

— Ну, а муж-то что?

— Ничего. Звонит, пишет. Я не отвечаю, не беру трубку или сбрасываю его звонки.

— Это очень глупо… и жестоко, — серьёзно сказал Павел и в этот момент вспомнил о собственном телефоне. Поискал его вокруг глазами, но тут же сообразил, что со вчерашнего вечера так и не вынимал его из кармана. Он же обещал позвонить Высоцкой утром! И… Даша, чёрт! Даша!!! Он не звонил ей вчера и даже не написал ни разу, просто забыл, а она, должно быть, с ума сейчас сходит! Хорош же он, ничего не скажешь. Скотина последняя!

На дисплее светилось два пропущенных вызова от Даши и одно сообщение от неё же, в котором она спрашивала, всё ли с ним хорошо. Сгорая со стыда, он быстро набрал ей ответ, оправдавшись тем, что не заметил, как заснул. Также намекнул на то, что задержится в Таганроге. Назвать истинную причину, понятно, Павел не мог, да и Мила просила никому не рассказывать, поэтому пришлось придумать себе несуществующие дела. На душе было совсем скверно, он чувствовал себя натуральной сволочью, но… не мог отменить своего решения остаться с Милкой. Да и не хотел отменять.

— Можно я у тебя в душ схожу? — спросил он у Милы.

— Конечно. Там должны быть запасные тапочки, халат и полотенце, — откликнулась она, всё ещё сидя в кресле с кофе. — Кстати, какие у тебя были планы на сегодняшний день?.. До того, как ты передумал улетать.

— Вообще-то хотел успеть съездить на кладбище. К маме и Хрусталёвой. Если ты отпустишь меня на час-полтора, я бы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Возьмёшь меня с собой? — быстро перебила она. Павел смутился.

— Куда — на кладбище?

— Да.

— Уверена?

— Да.

— Ну хорошо, — откликнулся он с заминкой, — поехали.

И всё-таки Мила оказалась не такой храброй, какой стремилась выглядеть.

На кладбище она притихла, озираясь по сторонам и косясь на надгробия и кресты, испуганно жалась к Павлу и дрожала то ли от холода, то ли от волнения. Он обнял её покрепче, закутал в свой шарф. Нетрудно было угадать ход её мыслей сейчас… Наверное, глупо было брать её с собой, но она же сама напросилась. Теперь, наверное, уже сто раз пожалела, дурочка… да он и сам пожалел.

Было холодно и ветрено, каркало вороньё, перелетая с могилы на могилу в поисках пищи, поэтому Павел предпочёл не задерживаться здесь слишком долго. Он лишь проверил, хорошо ли ухаживают за могилами мамы и Ксении Андреевны — у него давно был заключён договор с компанией, оказывающей услуги подобного рода — и оставил там по букету роз.

— А теперь прочь хандру, — заявил Павел, едва они оказались за кладбищенскими воротами. — Сейчас мы едем в гости к Высоцкой, я звонил ей утром, она ждёт нас на обед.

Мила слабо улыбнулась:

— Надеюсь, ты не рассказал ей про меня?..

— Ну что ты, я же обещал! А вечером… — Павел задумался. — Кстати, да — чем бы ты хотела заняться вечером?

— Хочу в караоке! — выпалила она вдруг.

— В караоке?! — он споткнулся от неожиданности.

— Ну да. Танцевать мы с тобой уже танцевали, отчего бы и не попеть теперь?

Возразить на это ему было нечего. Разве что…

— Я ужасно пою, — предупредил он, — так что тебе придётся за меня сильно краснеть либо убедительно делать вид, что мы не вместе.

— Можно подумать — я лучше! — фыркнула Мила. — Просто всегда мечтала прийти в караоке-клуб и наораться там от души.

— А голова не разболится от громкой музыки?

— Потом, может быть, и разболится. Но сейчас больше всего на свете я хочу именно петь! — непреклонно заявила она.