Так мы добрались до главного вестибюля замка. Там расхаживали стражники, но нас никто не видел. Янош вдруг остановился и обернулся. Протянув руку, он попытался дотянуться до одного из факелов, но Гриф нетерпеливо махнул, чтобы он не останавливался. Мы вышли во внутренний двор замка, где по камням хлестал дождь. Я ловил капли губами и прислушивался к шороху их падения. Я уже не чаял, что когда-нибудь еще почувствую этот вкус и услышу этот звук. Нас ожидал экипаж с четверкой запряженных коней, кучером и четырьмя всадниками сопровождения. Все выглядело так, словно в этот поздний час какой-то богач приезжал к архонтам по важному делу. Гриф махнул, чтобы мы садились в экипаж. Он прекратил бормотать заклинания.

— Вот так. Оставайтесь внутри. И не выглядывайте. Теперь нам предстоит следующий этап. Выбираемся из города. А вам, Антеро, пора призадуматься, как побыстрее осыпать меня золотом.

Он захлопнул дверцу. Занавески были плотно задернуты, и внутри было почти темно. Мы ничего не могли разглядеть снаружи. Кучер щелкнул кнутом, когда Гриф вспрыгнул на подножку, и мы поехали. Я вздохнул с облегчением.

— Рано расслабляться, — сказал Янош. — Надо еще миновать стены этого города и скрыться от патрулей.

Я вновь встревожился:

— А что ты собирался делать с факелом?

— Ни один лучник не несет с собой одну тетиву, — уклончиво сказал Янош. — Мне понадобилось немного смолы.

Он поднял пальцы вверх и зашептал:

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь ты помнишь

Огонь ты слышишь…

Там были и еще какие-то слова на неизвестном мне языке. Я понятия не имел, к чему он готовится и зачем. Поэтому я сосредоточился на звуках, доносящихся снаружи: колеса стучали по булыжной мостовой, нас окликали патрульные и городская стража, Гриф выкрикивал пароль, свистел кнут, звенели подковы. Экипаж накренялся, когда мы поворачивали за угол. Я пытался считать повороты, чтобы хотя бы примерно сообразить, куда же мы едем, но вскоре отказался от этого занятия, будучи почти незнаком с расположением улиц в Ликантии. Я спросил Яноша, может быть, он знает, но он знаком приказал мне молчать, а сам продолжал шептать.

Я услыхал, как на огромных петлях заскрежетали открываемые ворота, экипаж проехал дальше, и колеса уже покатили не по булыжнику, а по грунту. Позади с гулким ударом захлопнулись ворота. Экипаж остановился. Мы застыли в темноте и тишине. Затем дверца резко распахнулась, метнулся свет факелов.

— Выходите!

Это был приказ. Я вылез, моргая. Мы находились в громадном внутреннем дворе, и экипаж стоял у высокой стены. Перед нами стоял Нису Симеон. За ним выстроились двадцать тяжеловооруженных солдат. Мы из одной ловушки предательским путем были перевезены в другую.

— Добро пожаловать, господин Амальрик Антеро. Мой дом к вашим услугам.

Мир закачался и содрогнулся. Мне захотелось грязно выругаться, броситься на Грифа, стоявшего рядом с Симеоном с гнусной усмешкой на своей роже; броситься на Симеона, хоть я и понимал, что буду тут же пронзен солдатским копьем. Я пытался успокоиться, так борясь с собой, как никогда в жизни, но все же я взял себя в руки, хотя на это ушло немало времени.

— Но зачем? — удалось мне наконец выговорить. — Мы и так были в вашем подземелье. Рано или поздно должны были начаться пытки и вопросы воскресителей. Или у вас тут свой собственный колдун? Ведь не отказались же вы от желания заполучить те тайны, которые мы знаем?

— Все может быть, — сказал Симеон. — Обстоятельства иногда очень стремительно меняются.

— Понятно. Итак, вы задумали сохранить полученную от нас информацию в тайне от своих повелителей?

Янош шагнул к Симеону, в полном недоумении пожимая плечами и протягивая руки:

— Зачем же вам предавать архонтов?

Продолжая свой жест, Янош как бы случайно задел край одежды Симеона.

— А ну-ка назад, ты! — рявкнул Симеон, а один из солдат уперся острием копья в грудь Яношу. Янош подчинился приказу.

— Я не разговариваю с прихлебателями, — продолжал Симеон. — Особенно с такими, которые предают дело, которому служили.

— И ты говоришь о предательстве, Нису Симеон? — спросил я. — Ты, который откровенно предал архонтов?

— Я верен тому повелителю, — сказал он, — которому присягал! И, как я сказал, обстоятельства изменились. Знания, которые требовались от вас, приобрели второстепенное значение. Но хватит об этом. Идите в дом, солдаты проводят вас к месту отдыха. Там не менее безопасно, чем в подземельях архонтов. И хочу вам сообщить, что вы в последний раз видите эти небеса, этот дождь. Так что не тратьте времени, а наслаждайтесь дождем.

И тут я услыхал, как шепчет Янош:

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь ты лжешь

Помни о брате своем

Огонь мой друг

Огонь ты жжешь!

Смола с факела «вспомнила», вспыхнула, и одежду Симеона внезапно охватило огнем. Огонь, питаемый магией, мгновенно воспламенил легкую ткань, несмотря на дождь. Симеон завопил от боли. Солдаты пришли в замешательство.

Янош вспрыгнул на подножку экипажа и стал перебираться на крышу. Солдат, до этого уже тыкавший его копьем, заметил это движение, шагнул вперед и изготовился к броску, но тут я сбил его с ног и выхватил копье. Янош присел на крыше экипажа, затем подпрыгнул, пальцы вцепились в край стены, и он втянул себя наверх. Я бросился следом, поставил ногу на колесо, собираясь влезть на крышу экипажа. В меня вцепились чьи-то руки. Я, не глядя, двинул назад концом копья и услыхал вопль, еще более громкий, чем издавал горящий живым факелом Симеон. И я тоже оказался на крыше кареты, будучи более легким, чем мой друг, легче и вспрыгнул на стену. Янош помог мне вскочить на ноги.

Я оглянулся назад и увидел, как Гриф с воем топчется на месте, держась за глаз. Солдаты повалили Нису Симеона, пытаясь сбить пламя. И тут мы прыгнули, полагаясь на удачу, ждущую нас внизу.

Мы приземлились на мостовую, вскочили и помчались что было сил в дождь, в ночь, и я благодарил богов Ориссы, что в свое время мы снесли эту великую ликантианскую стену. Только бы нам не заблудиться на этих улицах и не налететь на патруль. А там уже свобода. Свобода и дом. Я верил, что мы спасемся… Уж если нам удалось вырваться из лап архонтов и Симеона, впереди могла ждать только удача.

Но, едва увидев Ориссу, я понял, что удача — это то, что, видимо, ожидает нас в отдаленном будущем. В разных частях города поднимался дым, на реке было зловеще пусто. На причалах никто не трудился. Еще больше встревожили меня городские ворота, когда мы подошли к ним. Огромные железные ворота были наглухо закрыты, что случалось только в незапамятные дни, когда город осаждался врагом. Над воротами в амбразуре показались головы двух солдат, но не в парадных шлемах, а в боевых.