А может, это несусветная глупость с её стороны – вот так самой взять и прыгнуть в пасть волку? Может. Но не больше, чем безвылазно сидеть в доме и трястись от ужаса. Третьего варианта, о котором можно было бы пофилософствовать на досуге, почему-то не просматривалось.

Ладно. С этим более-менее ясно, что делать. И хуже бывало. Теперь – спать, иначе утром она будет похожа на сонную курицу.

…Дамы, улыбаясь, по очереди брали с подносов в руках служанок живые розы со срезанными шипами и вставляли в причёски. После чего, украсив себя символом причастности к закрытому обществу приближённых принцессы, принимали из рук уже куда более знатных разносчиц – молоденьких родственниц её высочества – сосуды с лёгким вином и, произнеся здравицу в честь хозяйки дома, отведывали напиток. Ханьское сливовое вино в сопредельных странах считалось достойным царского стола, оно составляло немалую долю экспорта и соответственно пополняло казну. Долгого путешествия оно не выдерживало, теряло свои качества, потому ценилось тем выше, чем дальше купцы смогли его увезти без непоправимой порчи. А в империи оно входило в рацион почти всех слоёв населения, за исключением рабов и самых распоследних бедняков, считающих каждый цянь. В Бейши тоже привозили это вино, и, хотя в пограничном городке оно было не всякому по карману, мастер Ли частенько попивал его сам и баловал супругу. Но сорт, что подавали к столу принцессы, с тем привозным не сравнить. Оно было словно нарядная знатная дама рядом со скромно одетой служанкой. Оно действительно было коварно лёгким, но достаточно быстро ударяло в голову. Если бы не толстый слой белил на лицах дам, можно было бы разглядеть, как они раскраснелись, а веселье, анонсированное принцессой, сделалось куда более естественным, чем в начале трапезы.

Потом подавали какие-то морепродукты, которые Яна в переработанном поварами виде опознать не смогла, вычурные посудины, наполненные фантастическими по содержанию салатами, рисовые колобочки с вложенными внутрь деликатесами. А под конец, на сладкое, подали кусочки фруктов в меду и варённые в таком же меду хризантемы, тщательно выпрямленные для сходства с живым цветком лепестки которых были посыпаны чем-то мелким и сладким. О варёных хризантемах Яна слышала ещё в своём времени, но, хотя не раз бывала в японских ресторанах, попробовать сию экзотику не довелось. Оказывается, японцы унаследовали от китайцев не только иероглифы, но и кое-какие кулинарные изыски. Ломкие лепестки было непросто ухватить палочками, но дамы делали это так изящно и непринуждённо, словно питались хризантемами на завтрак, обед и ужин в течение всей жизни. Яна старалась, как могла, чтобы не опозориться, уронив сладкий лепесток себе на платье. Подобного конфуза ей удалось избежать поистине титаническими усилиями.

Затем дамы выпили ещё по чашечке, и лишь тогда служанки убрали столики с опустевшей посудой, а в гостиную по знаку принцессы пожаловали музыканты и… артисты. Не базарные лицедеи, которые за пучок зелени и кусочек мяса крутят сальто и ходят по канату, а самые настоящие артисты. В дорогих нарядах, в вычурных головных уборах, они низко поклонились присутствующим, а затем старший громко и нараспев объявил представляемую почтеннейшей публике пьесу о любви и преданности. Впрочем, артисты и не стали играть пьесу полностью, лишь самые удачные сцены, иначе посиделки затянулись бы до полуночи. Да и история была грустной – о муже, которого насильно угнали на строительство Великой Стены, и его верной жене, долгое время искавшей его на грандиозной стройке, а когда нашла, было уже поздно. И тогда несчастная женщина издала крик такой силы, что Стена обрушилась. Конец истории был печален, но вполне в ханьском духе: вдова утопилась, дабы своей смертью наказать Жёлтого императора за непомерную жестокость… Насколько Яна могла видеть, на глазах дам блестели слёзы, прокладывавшие мокрые дорожки на набеленных щеках.

Всё верно. Дамы выпили, а за хмельным весельем следуют хмельные слёзы. И лучше, если процесс будет контролируемым. Потому-то актёры и выбрали печальную пьесу. Наверное, было кому подсказать.

Принцесса поблагодарила кланяющихся артистов за представление, и те ушли в боковой выход – видимо, за гонораром, который им должна выдать экономка. В этом доме евнухов при хозяйском кошельке не держали, все финансовые дела вела либо сама принцесса, либо доверенная пожилая дама, дальняя её родственница. Затем последовало короткое обсуждение сюжета – мнения не слишком отличались одно от другого, и в итоге вылились в вердикт: жёсткость необходима, но чрезмерная жестокость наказуема, ибо месть вдовы вполне удалась – династия Жёлтого императора пресеклась на его сыне. Очень скоро дамы выдохлись, сделались вялыми и необщительными, и служанки принялись разводить их по… Яна чуть было не подумала «по экипажам», но гостьи и вправду явились не на своих двоих. У каждой были носилки либо повозка и сопровождающие слуги.

– Госпожа мастер, – над ухом Яны прозвучал тихий девичий голосок. Обернувшись, женщина увидела совсем молоденькую служаночку, почти ребёнка, в хорошем добротном платье. – Великой госпожой велено вам остаться для разговора, о котором вы просили.

– Передай великой госпоже: благодарю за оказанную мне честь, – чуть склонив голову, ответила Яна.

Значит, принцесса улучила минутку и заглянула в коротенькую записку. Это хорошо. Это значит, что она нужна принцессе.

Прошло никак не меньше получаса, прежде чем подвыпившие дамы разъехались по домам. Лишь тогда, отослав служанок и юных родственниц, принцесса сделала Яне знак пересесть поближе к её креслу. Что та и сделала, перенеся свою подушку под самое подножие возвышения, на котором оное кресло располагалось.

Что-то изменилось.

Та же гостиная. Та же гостеприимная хозяйка. Но ощущение… Да, именно ощущение и изменилось.

Несколько минут назад это была вежливая, начитанная и добродушная хозяйка светского салона, а сейчас перед ней сидела высокопоставленная чиновница. Притом чиновница в смысле, подразумеваемом в империи Тан, а не в современном Яне мире. Государственный деятель высокого полёта. Тут не захочешь, а поёжишься.

– Вы не стали бы беспокоить меня по пустякам, почтенная госпожа, – начала разговор принцесса. – Что-то случилось?

– Ко мне в кузницу приходил монах по имени Ли Дань, великая госпожа, – ответила Яна, не забыв почтительно поклониться.

– Чего он хотел?

– Сказал, что хочет заказать у меня два кованых лотоса, великая госпожа. Один для школы при монастыре, где он наставляет ваших племянников, и второй – для вашей матушки лично.

– Похвальное желание, – с непроницаемым лицом произнесла принцесса, но Яна уловила в её голосе нотку раздражения. – Что же вы ему ответили?

– Что никогда не видела живого лотоса, великая госпожа, и не смогу выковать подобие цветка, не зная, каков он на самом деле. Тогда монах заявил, что это не беда, и если я соглашусь на совместную прогулку в сады, он покажет мне лотосы… Нет, это вовсе не то, о чём можно было бы сразу подумать, великая госпожа, – быстро добавила Яна, чувствуя, как вспыхнули кончики ушей под сложной причёской. – Я ему неприятна, это сразу было видно.