Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последовали электронная переписка и телефонные звонки между Балтимором и Нью-Хейвеном, игривые комментарии друг у друга в блогах, безудержный флирт ночных разговоров, пока однажды зимой он не прибыл к ее двери, руки в карманах бушлата оловянного оттенка, воротник присыпан снегом, словно волшебной пылью. Она готовила кокосовый рис, квартира пропахла специями, на разделочном столе — бутылка дешевого мерло, в проигрывателе — диск с Ниной Симоун, громко. Песня «Не дай мне быть неверно понятой»[169] повела их — всего несколько минут прошло, как он прибыл, — через мост: от флиртующих друзей к любовникам у нее в постели. После он подпер голову рукой и всмотрелся в нее. Было в его худощавом теле нечто текучее, едва ли не бесполое, и это напомнило ей, что он занимается йогой. Возможно, он способен стоять на голове, скручиваться в невозможные фигуры. Перемешивая рис, уже остывший, с кокосовым соусом, она сказала ему, что готовить ей скучно и что она купила все специи накануне, а готовила потому, что он приехал в гости. Она вообразила их обоих с имбирем на губах, желтое карри слизывают с ее тела, лавровые листки крошатся под ними, но они такие ответственные — целовались в гостиной, а затем она повела его в спальню.
— Надо было это все вытворить невероятнее, — сказала она.
Он расхохотался.
— Мне нравится готовить, так что возможностей для невероятного еще будет много.
Но Ифемелу знала, что он не из тех, кто творит невероятное. Не с этим его натягиванием презерватива — медленным, сосредоточенным. Позднее она узнала о письмах, которые он писал в конгресс о Дарфуре,[170] о подростках, которых он учил в школе в Диксуэлле,[171] о приюте, где он работал добровольцем, и стала считать его человеком, у которого не обычный позвоночник, а крепкая тростина добродетельности.
* * *
Словно благодаря их встрече в поезде много лет назад им удалось проскочить несколько этапов, отмахнуться от нескольких неизвестных и впасть в мгновенную близость. После его первого приезда она отправилась в Нью-Хейвен вместе с ним. Были той зимой недели, холодные и солнечные, когда Нью-Хейвен словно бы светился изнутри, замерзший снег цеплялся за кусты, и было нечто праздничное в мире, населенном лишь ею и Блейном. Они заходили в фалафельную на Хауи-стрит, покупали там хумус, устраивались в углу и болтали часы напролет, а когда выбирались наружу, языки им щипало от чеснока. Или она ждала его в библиотеке, после его занятий, там они сидели в кафе, попивали шоколад — слишком густой, ели круассаны — слишком цельнозерновые, его вязанка книг — на столе перед ними. Он готовил экологичные овощи и крупы, названия которых ей не удавалось произнести, — булгур, киноа, — и он мгновенно прибирался после готовки, клякса томатного соуса исчезала, не успев появиться, пролитую воду он промокал немедленно. Он пугал ее, рассказывая о химикатах, какими опрыскивают посевы, скармливают курам, чтобы росли быстрее, и применяют к фруктам, чтобы у тех была безупречная кожура. С чего, как она считает, люди мрут от рака? И теперь, прежде чем съесть яблоко, она терла его под краном, хотя Блейн покупал исключительно экологически чистые фрукты. Он рассказал ей, в каких зерновых есть белок, в каких овощах — каротин, а какие фрукты слишком сахаристые. Он знал все обо всем; она робела перед ним — и им гордилась, и ее это чуточку отталкивало. Мелкие домашние хлопоты с ним, в его квартире на двадцатом этаже небоскреба рядом со студгородком, набрякли смыслом: его наблюдения за ней, когда она после вечернего душа увлажняет кожу кокосовым маслом, вжик посудомоечной машины после запуска — и Ифемелу представляла колыбель в спальне, в ней — младенец, а Блейн прилежно смешивает для него экологически чистые фрукты. Он будет безукоризненным отцом, этот человек тщания и дисциплины.
— Я не могу есть темпе, не понимаю, как это может нравиться, — сказала она ему.
— Мне не нравится.
— А зачем тогда это есть?
— Это полезно.
Он каждое утро бегал, а каждый вечер чистил зубы нитью. Вот это — чистка нитью — казалось ей таким американским, механическое движение нити между зубами, неизящное и функциональное.
— Чистить нитью нужно каждый день, — наставлял ее Блейн.
И она послушалась — а также взялась выполнять и прочее из того, чем он занимался: ходить в спортзал, есть больше белков вместо углеводов — и выполняла все это с неким благодарным удовлетворением, потому что все это ее улучшало. Блейн был как напиток здоровья: с ним она тянулась исключительно к высокому уровню добродетельности.
* * *
Араминта, его лучшая подруга, зашла в гости и тепло обняла Ифемелу, словно они уже были знакомы.
— После расставания с Полой Блейн толком и не встречался ни с кем. А теперь он с сестрой, с шоколадной сестрой даже. Прогресс! — сказала Араминта.
— Минт, прекрати, — сказал Блейн, но с улыбкой. То, что его лучший друг — женщина, архитектор, с длинным прямым шиньоном, носившая высокие каблуки, джинсы в обтяжку и цветные линзы, говорило о Блейне нечто симпатичное для Ифемелу.
— Мы с Блейном росли вместе. В старшей школе были единственными черными детьми на весь класс. Все наши друзья хотели, чтобы мы встречались, сама знаешь, как они все считают: двое черных ребят должны быть вместе, но он — не мой тип, — сказала Араминта.
— Уж конечно, — сказал Блейн.
— Ифемелу, можно я скажу, до чего я счастлива, что ты — не ученая? Слышала, как его друзья разговаривают? Что ни возьми — оно не то, что есть. Все обязано что-то означать. Какая чушь. Марша тут на днях рассуждала о том, что черные женщины жирные, потому что их тела — пространства противостояния рабству. Да, это правда — если противостоять рабству бургерами и газировкой.
— Да кто угодно видит эту всю антиинтеллектуальную позу насквозь, мисс Выпить-при-Гарвардском-Клубе, — сказал Блейн.
— Ладно тебе. Хорошее образование — не то же самое, что превращать весь этот клятый мир в нечто, нуждающееся в толковании! Даже Шэн над вами смеется, ребятки. Она отлично вас с Грейс изображает: «Складывание канона и топография пространственного и исторического сознания». — Араминта повернулась к Ифемелу: — Ты с его сестрой Шэн не знакома?
— Нет.
Позднее, когда Блейн был в спальне, Араминта сказала: