— Жмуркин, ты предсказуем, как первое сентября, — сказал Витька.

— А ты поэтишка задрипанный, — беззлобно ответил Жмуркин.

— А ты режиссеришка недовинченный, — парировал Витька.

И друзья втроем выковырнули наковальню и отволокли ее в гараж. Там они установили ее на невысокий дубовый кряж, на котором Генкин отец рубил обычно кости на холодец.

Расправившись с наковальней, ребята вернулись к мангалу. Генка приладил пылесос, проверил тягу. Тяга была хорошая.

— Теперь надо углей нажечь…

— Давайте я углей нажгу, — вызвался Жмуркин.

— Тебе нельзя, — отрезал Генка. — Ты все подожжешь. Пусть Витька идет. Хотя нет, потом я сам нажгу. Давайте посмотрим, что у нас с челюстями получилось.

Генка аккуратно разлепил формы. Эпоксидная смола затвердела. Он извлек нижнюю, затем верхнюю челюсть. Челюсти были точной копией волчьих, только оранжево-золотистого цвета.

— Я в каком-то фильме видел. — Жмуркин снова взялся за камеру. — Один мужик взял челюсти волка, приделал к ним рукоятки и нападал на людишек в парке. А все думали, что это волк-убийца…

— Нашими челюстями не нападешь, — Витька пощелкал ногтем по смоле. — Хрупкие очень.

— И цвет не тот, — Жмуркин рассматривал челюсти через видоискатель. — Прозрачные даже.

— Надо серебрянкой покрасить, — посоветовал Витька.

— Бред! — возразил Жмуркин.

— Предложи что-нибудь получше!

— И предложу! — подскочил Жмуркин.

— Хватит, — остановил Генка. — Челюсти я сам покрашу. Но, насколько я помню наш сценарий, челюсти у нас в самом конце. Значит, можно начинать снимать клип.

— Еще одно, — Жмуркин поднял вверх палец.

— Чего?

— Нам понадобится эта… дорожка…

— Зачем? — удивились Витька и Генка.

— Чтобы плавно перемещать камеру. Если камера все время на одном месте находится, то статично получается, мертво, — вдохновенно принялся объяснять Жмуркин. — Камера должна немного перемещаться взад-вперед. И надо делать такой маленький фокус — наезжать камерой, с помощью объектива. Там справа есть специальная кнопка. Вы замечали, что во всех телепередачах камеры как бы потихоньку ползают? Это они по дорожкам ездят. Я не помню, как она точно называется, пусть будет дорожка…

— А еще кинематографист! — хмыкнул Витька.

— Это неважно. Надо что-то придумать, а то не получится клип. Получится телеспектакль…

Генка оглядел гараж. Прицепить штатив с камерой было решительно не к чему.

Жмуркин проследил за его взглядом и сказал:

— Обычно прокладывают специальные маленькие рельсы, а по этим рельсам катится тележка с камерой…

— Я не строю железные дороги, — вздохнул Генка. — Этот вид транспорта мне совсем не нравится.

— Надо как-то решить, — топнул ногой требовательный режиссер. — В конце концов ты технический директор!

Генка устало покачал головой.

— И еще, — Жмуркин навел камеру на потолок. — Здесь мало света. Если мало света, изображение получается мутным. Надо тоже что-то придумать.

— Что?

— Крышу, например, разобрать, — Жмуркин ткнул пальцем вверх. — Тогда света хватит. У вас есть лом?

Жмуркин отложил камеру, принялся бродить по гаражу и рыться в разнообразном металлическом хламе.

— Витька, — сказал Генка. — Он хочет сломать нам потолок. Мы его весной еле починили, а он хочет его ломом. А если наступит плохая погода?

— Искусство… — начал Витька.

— Требует… — продолжил Генка.

— Жер-р-р-тв! — прорычали Витька и Генка вместе и кинулись на Жмуркина.

Жмуркин спрятался под верстаком, Генка изловчился и задвинул его железной печкой-буржуйкой.

— Выпусти меня! — ругался Жмуркин. — Я режиссер! Я руководитель проекта…

— Помолчи, пожалуйста, — попросил Генка. — А то я разведу в печке огонь.

Жмуркин замолчал.

— Насчет света он прав, — Генка взял камеру и навел ее на Жмуркина. — Света мало. Но это я исправлю. Возьмем лампы-трехсотки, зеркала. И тогда эта проблема будет решена. А вот как быть с камерой — я не знаю. Колеса к ней не прицепить. Теперь давай разберемся с нашим дорогим режиссеришкой. Мне кажется, надо оставить его тут на ночь…

— Я не могу тут сидеть всю ночь, — проскулил из-за буржуйки Жмуркин. — Завтра у нас самый главный день.

— Твой главный полдень наступил… — продекламировал Витька. — Твой главный полдень наступил, а ты, как бобик, за буржуйкой, не крокодил и не дебил, сидишь в обнимку с пескоструйкой!

— А еще говорит, что стихов не пишет! — подал Жмуркин свой подхалимский голос из-за буржуйки.

По дороге в гараж Жмуркин заскочил в спортивный магазин и приобрел складной рыболовный стульчик. К спинке стульчика прямо в магазине он приклеил самодельную табличку „РЕЖИССЕР“, с безразличием посмотрел на засмеявшихся продавщиц, а потом потребовал у них, чтобы стул завернули в подарочную бумагу. Стул завернули. Тогда Жмуркин вспомнил, что к покупке еще полагается подарок, и потребовал развернуть и поместить подарок в сверток. Затем он попросил сделать скидку. А после скидки потребовал жалобную книгу и вписал жалобу на легкомысленный вид продавщиц и на дискриминацию покупателей по возрастному признаку.

Продавщицы смеяться перестали.

Натешившись, Жмуркин дернул в гараж.

— Это что? — спросил Витька, когда Жмуркин протиснулся в двери со свертком.

— Аксессуар. — Жмуркин разорвал обертку и устроился на стуле. — Это кресло режиссера, и прошу именовать его так. Режиссеров без хорошего стула быть не должно.

— Да, — Витька обошел вокруг Жмуркина. — Со стулом у режиссера проблем не бывает.

— Мои указания выполнены? — спросил Жмуркин.

— Угу, — ответил Витька.

Подготовка к съемочному дню шла полным ходом.

Недостаток света устранил Генка. Он притащил три трехсотваттные лампы, вставил их в разрезанные ромашкой пятилитровые банки из-под томатной пасты. Получились весьма мощные рефлекторы, правда, довольно жаркие — через минуту под этим светом со всех начинал катиться градом пот. Но Жмуркин сказал, что с потом он легко справится с помощью грима и пудры.

Проблему с плавным перемещением камеры решил Витька. Он явился в гараж с большой коробкой, в которой обнаружилась пара роликовых коньков. Витька с грустью посмотрел на ролики, затем вставил в ботинки ноги штатива, зашнуровал.

— А на третью ногу? — спросил Генка. — Трехногих роликобежцев не бывает…