Мокриц мысленно погладил себя по головке, припоминая тайное приключение на крыше Скорого. Он мог танцевать на крыше поезда, мог прыгать, и кружиться, и вращаться, потому что он чувствовал настроения каждой части состава.

– Я мечтал об этом с того момента, как впервые увидел паровоз, командор, – признался он.

– Ясно, – отозвался Ваймс. – Этого я и боялся. Так что предупреждаю. Или мы работаем сообща, или становимся трупами поодиночке. – Он указал на деревья, нависающие над глубоким вырубом, по которому они ехали. – В этом проклятом каньоне слишком мало свободного места. А деревья – вообще сорняки, только твердые, помяните мое слово!

– Уверен, все у нас получится, – заявил Мокриц. – Почему не направить на крышу и Детрита заодно?

– Нет. Он хорошо работает на земле, но с маневренностью у него не очень. Да и потом, с Детритом на крыше – крыша очень скоро станет полом, – командор посмотрел по сторонам. – Остальные – вы свои задачи знаете. Не забывайте, мы все на этом поезде затем, чтобы доставить короля домой. Охраняйте его! Не думайте о нас на крыше.

Когда Мокриц смог поговорить с Ваймсом без посторонних ушей, он сказал:

– Мне знаком ритм поезда, командор, но я вовсе не боец. Зачем выбирать меня?

– Потому что ты полцарства отдашь за возможность сказать, что ты дрался на крыше поезда. И я видел тебя в деле, в рукопашной ты зверь, похлеще Шнобби, а этот любит кусать врага за коленки. И тела грагов после происшествия на щеботанской железной дороге я тоже видел. Ты умеешь драться, пусть только от страха, но ведь правду говорят, что из трусов нередко выходят лучшие бойцы.

Когда ночь побледнела в преддверии рассвета, обстановка в поезде изменилась. Вся бригада понимала, что они теперь мчали во весь опор прямиком по территории неприятеля. На каждой скале в горах Убервальда были видны Игоревы огоньки, мигающие и подрагивающие в темноте ущелий; зеленые отблески метались от горгульи к горгулье, как привидения.

Мокриц обычно предпочитал держаться отсюда подальше. И в Анк-Морпорке, конечно, можно было нарваться на вервольфа или зомби, но в Убервальде они были на каждом шагу. Это был их дом, их правила – включая черноленточников, странноватых типов, которые клялись бороться с искушением пить человеческую кровь и все такое… Но все равно это было странно, даже еще более странно, когда вампиры пили только какао и устраивали по любому поводу шествия с плакатами и барабанами. Но это, конечно, было лучше, чем в те времена, когда их выводили на перекрестки и протыкали колом… в очередной раз. В этом чувствовалась рука леди Марголотты, а Мокриц знал: где была ее рука, там же была и рука лорда Витинари.

Но сейчас в воздухе висела угроза. Мокриц ничего не имел против угрозы как таковой, но от мысли о возможной смерти сложно было отделаться, и маленький внутренний чертенок вопил: «Ха-ха-ха! Помнишь, что жизнь без риска не стоит того, чтобы жить?» И он отважно оставался верен своим убежданиям… Хотя, если совсем откровенно, он предпочел бы стоять на пляже где-нибудь в Щеботане и есть вкусное мороженое в тончайшем рожке, который так восхитительно хрустит на зубах. С клубничным сиропом. И посыпкой.

Мокриц стоял в центре сторожевого вагона, пытаясь прочувствовать телом движение поезда. Он покачнулся, когда вагон накренился, и сосредоточился на том, чтобы не терять равновесия. Он рассудил, что, если будет драка, ноги должны знать, что их ожидает. Ваймс озадаченно смотрел на его движения, но когда Мокриц попытался ему объяснить, командор презрительно хмыкнул:

– Вообще говоря, господин фон Липвиг, я в первую очередь стараюсь обезвредить тех, кто пытается сделать это со мной. Маленькая стратегическая хитрость. Совсем несложно, зато помогает оставаться в живых… И помни, что почти у всех есть пах, а на каждой ноге есть сапог.

На вагоны посыпались камни, звонко отскакивавшие от металла. Этот звук принес успокоение. Как будто долгожданные карты выложили на стол.

Поезд ехал сквозь ущелье, где прежде ходили только телеги, и Железная Ласточка почти касалась бортами каменных стен, ползя мимо них на половинной скорости. Сторожевой вагон оказался в осаде, и только потом Мокриц узнал, что граги спрыгнули на них сверху.

Несколько невезучих гномов приземлились на платформу Флюорита, и хотя у крупнейшего офицера Городской Стражи было сердце хомячка, но двое грагов, попытавшихся отколоть от него булыжники, явно разозлили его, и хомячок теперь дрался как лев. Он сыпал проклятиями на тролльем языке, которые по-настоящему горели в воздухе алым цветом.

Сглатывая страх, Мокриц схватил лом и открыл люк в крыше сторожевого вагона, чем немало удивил грага, который в это же время пытался пробраться внутрь. Но какую бы радость ни испытал гном, это из него быстро выбил крепкий удар железной палки, пришедшийся ему в челюсть и отозвавшийся удовлетворительным хрустом.

Мокриц не удивился, услышав, как за ним следом выбрался командор Ваймс. И теперь, окруженный растерявшимися грагами, Ваймс сорвал с себя рубаху, и, когда к нему приблизились другие гномы, Мокриц вдруг увидел, как они поняли, что их будущее в руках легендарного Дежурного по Доске. Получив свободу, яркий шрам на запястье командора почти пульсировал в неярком свете. Граги уставились на него, и это стало их первой ошибкой, когда командор, как сказали бы в Анк-Морпорке, убиблиотекарил их в два счета.

Бросившись к дальнему концу вагона, Ваймс отшвырнул одного растерянного грага, да так, что тот приземлился на другого, и оба каким-то почти балетным движением изогнулись и упали на рельсы. А потом подключились гоблины, чтобы сделать жизнь гномов еще веселее: гоблины, забравшиеся тебе в доспехи, очень отвлекают от схватки.

Люк и примыкающую к нему панель оторвало от крыши сторожевого вагона, и, сражаясь с особенно свирепым гномом[76], Мокриц увидел, как Детрит наводит свой гигантский арбалет через дыру в потолке, и услышал крик тролля: «Шматотворец!» – сигнал всем здравомыслящим людям немедленно занять укрытие. Дротики, которые метал шматотворец, были сделаны из пород твердого дерева и чудовищно опасны. А когда Детрит был особенно в ударе, оружие плевалось деревом с такой частотой, что дротики загорались прямо в полете. Ни грамма металла, только древесина, но летели они с такой невероятной скоростью, что рассыпались в полете на тысячу щепок, и все они били на поражение.

Когда грохот стих, Детрит прокричал:

– Эй, господин фон Липвиг! Вагон едет назад! Эти пещерные коротышки точно знали, где отцепить паровоз!

Мокриц повернулся и с ужасом увидел, как Железная Ласточка стремительно укатывала прочь от их отсоединенного сторожевого вагона. Он перевел взгляд на Флюорита, который держал в каждой руке по грагу. Тот стукнул их лбами, послышался вопль, и он вышвырнул обоих в темноту между рельсами.