Хотя шеру Бастерхази на неприязнь ире глубоко начхать. Даже наоборот, меньше забот: обеспечивать безопасность короля в Лесу придется не ему, а с толпой горожан, у которых своя Большая охота на ипподроме, легко справится муниципальная стража.

Вот же везучий мерзавец этот Бастерхази! Полпред Конвента, фаворит старшей принцессы, да просто сильнейший шер Валанты… ну, может быть, ее высочество Шуалейда с ним сравнится. Потом. Лет через пятьдесят. Если доживет.

А учеников шер Бастерхази не берет – не то чтобы Морис просился, наглости не хватило, да и дар слабоват…

С сумрачной принцессы взгляд сам собой скользнул к кружащей над площадью на алом коне и машущей народу будущей королеве. К девчонке, одаренной богами сверх всякой меры. Счастливая и гордая, Таис была отчаянно хороша, так хороша, что он на миг пожалел о невозможности провести с ней брачную ночь, а то и…

Морис сжал колени, заставляя Бриза развернуться, и хлестнул поводьями. Жеребец жалобно заржал, не ожидал от доброго хозяина такого, но Морису было все равно. Ему хотелось взнуздать проклятую девчонку, содрать ультрамариновый бархат вместе с улыбкой, заставить ее стонать под ним, а потом… да. Убить. Чтобы все они, баловни богов, узнали, каково это – терять.

За спиной бушевала праздничная толпа, гуляки с проклятиями шарахались из-под копыт, а перед глазами Мориса трепетали алые полотна: крылья коней превращались в погребальные одежды, лживые клятвы омывались кровью, звенели клинки, славословия срывались в плач. И не хотелось думать о том, что будет завтра, и будет ли оно, это завтра – ежу понятно, что похищения невесты король не простит, и старшей принцессе свидетели не нужны…

Не думать, не думать об этом, его же не зря прозвали Джокером, у него всегда туз в рукаве, ему непременно повезет и все как-нибудь уладится…

Дверь в «Хромую кобылу» он распахнул пинком, прошагал к дальнему – единственному занятому – столу и, смахнув кружки, уставился на тройку оборванцев. Те, мгновенно оценив руку на эфесе и вызывающую ухмылку, прыснули в стороны и поспешили убраться. В темном зале, едва освещенным сквозь узкие мутные оконца, Морис остался наедине с Буркало. Тот продолжал царапать пером в засаленной книге, лежащей прямо на стойке, между пивной лужей и миской сушеной рыбной мелочи. На сбежавшую шваль он не повел и глазом – заплатили вперед, могут хоть сдохнуть.

– А, Джокер… Что, праздник не понравился? Есть портер и кальвадос. – Захлопнув книгу, трактирщик «заметил» Мориса.

– Гномьего самогона. – Морис сделал пару шагов к стойке. – И не вздумай разбавить.

– Э, да вы не в духе. А платить чем будете?

Морис швырнул сестрицу, метя в бутыль с бурым пойлом. Рябой трактирщик поймал серебрушку, попробовал на зуб, оглядел с сомнением. Морис усмехнулся и сделал еще шаг. Конечно, пришпилить трактирщика к стойке – не слишком полезно для репутации, а плевать. Но Буркало свое здоровье берег, и потому расплылся в щербатой ухмылке, сунул монету в карман и поднял толстый стакан.

– Двойную?

– Долго еще ждать?

– Сей момент.

Буркало достал из-под прилавка глиняный кувшин, набулькал в стакан до половины.

Морис осушил стакан, сморщился, сгреб горсть вяленой хамсы и закинул в рот. Стукнул стаканом:

– Еще.

– Как прикажете, вашмилсть. – Буркало снова набулькал до половины.

– Ага, снова вашмилсть.

– Так точно, вашмилсть. Может, ставочку сделать будет угодно? Имею точные сведения: Щербатый сегодня…

Морис внутренне передернулся: вот так, на бычьих гонках, его покойный папаша и просадил последнее. Поставил на «верняк». Не то чтобы Морис именно тогда возненавидел традиционное осеннее веселье, он и раньше не слишком-то любил беснующуюся толпу – что на гонках, что на ежегодных играх в драгонфлай. То ли дело честная дуэль…

От последней на память остался нехороший шрам поперек брюха и еще один долг: за проигрыш в дуэли никто не платит, а услуги лекарей стоят недешево. И плевать, что соперник явился на дуэль с тремя приятелями.

На все плевать. Кроме самогонки.

– В Ургаш! Никаких ставок. – Морис понюхал стакан, отпил обжигающей глотку дряни. – Пошли за Лонсом, скажи, Джокер ждет.

– Не знаю никакого…

– Цыц. – Морис схватил рябого за ворот и притянул поближе. – Я тебе не тихий, тину не вешай.

– Э… пустите, вашмилсть, – просипел Буркало.

Отбросив трактирщика, Морис отряхнул рукав и, взяв стакан и кувшин с остатками глоткодралки, ушел к дальнему столу.

– Сидра и ветчины мне, – бросил он через плечо. – Не из дохлой кобылы!

Час в компании кувшина и окорока не принес успокоения. Свернувшаяся в кишках змея продолжала скользко вертеться и жалить, разгоняя яд по венам. Трактир наполнялся разгоряченным народом: промочить горло перед очередным этапом бычьих гонок – дело, угодное Двуединым.

– …увидишь, Щербатый опять придет первым! Спорим? – донеслось от завалившейся в таверну компании мастеровых.

Что ответили азартному придурку, Морис не расслышал. Да его и не интересовало ничего, кроме беседы с кувшином.

– Нет в жизни справедливости, говоришь? – Кувшин отвратительно походил на двоюродную тетку, и так же брезгливо морщился и качался. – А шисов дысс тебе! Джокер я или где?

Морис уставился на зажатый в кулаке ломоть мяса, повертел и вцепился в него зубами, словно это было горло кредитора. Сквозь хмельной туман до него донеслись голоса:

– …за другой стол, – шепотом убеждал кого-то Буркало.

– Мож, нам тож с бла-а-ародным посидеть хоца? – Хриплый голос, по-воровски растягивающий слова, все повышался.

– Отвали, рябой, – вступил второй.

– Сказано, багдыр`ца, за другой, – прошипел трактирщик.

– Ты чо, пьяную свинью покрываешь? – Первый вор уже орал на весь трактир. – Ха, да я…

Длинную тираду, под кем и в какой позе он видал бла-а-ародного, Морис не дослушал.

Молча выхватив шпагу, он вскочил, отшвырнул ногой стул и пошел на оборванцев. Перед глазами плыло, но клинок тянул за собой, а на месте скользкой змеи теплело, обжигало жаждой. Трактирная пьянь притихла, любопытные взгляды щекотали и подзуживали: сделай из подлой твари кебаль на вертеле, Джокер!

– Вашмилсть! Да как же?! – Буркало кинулся наперерез, отпихивая ближайшего оборванца. – Присядьте, вашмилсть!.. Мы к вам со всем нашим уважением… А ну пошли вон, отребья!

Только что оравший про благородную свинью здоровяк растерялся, попытался отступить. Приятель здоровяка – такой же ободранный пропойца, только ростом поменьше и мордой потошнотнее – за рукав потащил его к выходу. Но жаждущая зрелища толпа не позволила жертвам удрать. Кто-то закрыл дверь, кто-то застучал кружкой по столу.

– Сестрицу на бла-а-ародного! – выкрикнул пьяный бас.