Бутылку тут же схрупали и требовательно воззрились на Дайма: «Хвали еще!»

– Э… мой свет? – От Роне так и разило недоумением.

– Да, ты прав, мой темный шер. Бутылка это как-то несерьезно. Прекраснейшая, извольте! – Перед химерой возник вскрытый бочонок вина, а Дайм пояснил для Роне: – Не стоит беспокоиться. В ее деликатном положении совершенно нормально есть всякую дря… э… Нинья!

От сотни острых зубов увернуться Дайм не успел. То есть сам Дайм успел, а его френч – нет. Его сдернули вместе с сорочкой и задумчиво сжевали. Даже пуговицы не выплюнули. А потом еще более задумчиво поглядели на Дайма и облизнулись. Мол, светлый шер – это тоже полезные для здоровья деликатесы.

Усмехнувшись, Дайм погладил бархатную морду. Умница, Нинья. Замечательно отвлекла темного шера от горечи, боли, сомнений и всего того, что тот старательно от себя прятал. Теперь во взгляде Роне была изумительная смесь растерянности и восторга, и вообще этот взгляд безнадежно прилип к голым плечам Дайма.

– В ее положении? – низко и хрипло спросил темный шер, быстро облизнул губы и сглотнул.

Дайму даже захотелось проверить, нет ли на нем самом шоколадного крема.

Нинья же, убедившись, что все идет как надо, опустила морду в бочонок и принялась пить кардалонское.

– Ну да, – кивнул Дайм. – Мы с тобой, мой темный шер, скоро станем в некотором роде дедушками. Кто бы мог подумать, что химера и единорог могут иметь общее потомство?

Не вынимая морды из бочонка с вином, Нинья насмешливо фыркнула. Мол, нет предела глупости человеческой. С чего бы двум во всех отношениях прекрасным и совершенным существам не обзавестись потомством? Раз хочется – значит, можется. А кто не согласен, тот – обед.

– Ты это серьезно? – переспросил Роне. У Ниньи, но не отрывая взгляда от Дайма. Задумчиво-мечтательного и немножко восхищенного. Как будто Нинья сделала то, о чем сам Роне только подумать успел, а сделать не решился.

Химера выразительно махнула хвостом, мол, дурацкий вопрос, не мешай наслаждаться кардалонским, пока не явился счастливый папаша и не пришлось с ним делиться.

Дайм даже не удивился тому, что теперь отлично ее понимает. Видимо, его приняли в семью. Не то чтобы Нинье особо был нужен светлый шер, но раз уж он прилагается к Шутнику, да и ее собственный человек его хочет – так уж и быть. Свой.

– Премного благодарен за доверие, прекраснейшая, – поклонился ей Дайм. – Уверен, ваш… э… благородный кавалер с удовольствием разделит с вами еще не один бочонок. Королевские подвалы для Шутника открыты. Императорские тоже.

Нинья заинтересовано на него глянула, вынув морду из опустевшего бочонка, еще раз улыбнулась во все сто зубов – и призывно заржала. Ей откликнулись откуда-то из-за спины Дайма.

Обернувшись, он увидел еще один сотканный из лунного света силуэт. Не совсем материальный, но, когда не нужно нести всадника, материальность для единорога совершенно необязательна. Опять же, так добираться до императорских винных подвалов куда сподручнее.

– Интересно, и как будет называться то, что у них родится? – задумчиво спросил Роне, провожая взглядом четвероногую пару, неспешно рысящую по верхушкам деревьев.

– Ты же у нас гений теории, тебе и классифицировать, мой темный шер, – усмехнулся Дайм, наконец-то обнимая Роне за плечи. – Уверен, Шутнику и Нинье на классификацию плевать. Ребенок и ребенок. Выпьем за пополнение в семействе?

– Выпьем.

На этот раз кардалонское доставал Роне. И на этот раз оно досталось шерам. Вместе с какими-то пирожками. Очень вкусными.

Наверное, с полчаса они с Роне просто сидели на крыше, прислонившись к балюстраде и прижавшись друг к другу плечами, ели пирожки, пили вино и перебрасывались ничего не значащими фразами. Не то чтобы Дайм ждал, пока Роне заговорит первым. И не то чтобы опасался начать сам. Нет. Просто это было так хорошо – звезды над головой, шепот ночного Леса Фей, ласковое тепло пламени. Ручного. Совсем-совсем ручного. Своего. Греясь в этом тепле, Дайм все отчетливее понимал: его решение – правильное. Единственно верное.

И когда Роне обернулся к нему, собираясь что-то спросить, Дайм приложил пальцы к его губам, а потом поцеловал. Медленно и вдумчиво. Так, что глаза Роне закрылись, а в горле зародился стон. Тот самый, низкий и сладкий вибрирующий стон, от которого по всему телу бегут мурашки и словно падаешь с самого высокого облака.

Целовать Роне, ощущать обнаженной кожей его горячую кожу – пусть и сквозь тонкий батист сорочки – было сумасшедше хорошо и правильно. Так, словно Дайм вернулся домой. Нашел своего темного шера и вернулся. Они вернулись. Вместе. И теперь…

– Дайм, ты… – С явным усилием оторвавшись от его губ, Роне отстранился. Сжал плечи Дайма, не позволяя вновь приникнуть. – У тебя же все получилось, да? Ты теперь… свободен.

«Я не так уж тебе и нужен», – прозвучало в его тоне.

– Свободен. Да. – Дайм провел ладонью по его щеке, разгладил напряженно-горькую морщинку около рта, обрисовал пальцем нижнюю губу. – Роне, мой…

– Я рад, – прервал его Роне с ломкой, хрупкой улыбкой. – Ты достоин самого…

– Роне! Погоди… послушай… Роне…

– Не стоит, – мотнул головой темный шер и заговорил сбивчиво, торопливо: – Я все понимаю, невозможно отказаться, когда… ты же любишь ее, я знаю… нет, ты не думай, я не ревную, я правда рад, что у тебя все получилось как ты хотел. Ведь для нас это ничего не меняет, мы… мы будем вместе, мой свет… я люблю тебя, всегда буду любить, что бы ты… с кем бы ты…

Голос темного шера сломался, а Дайм все не мог вдохнуть. Столько отчаянной мольбы обрушилось на него, столько жажды, столько любви – что в глазах и горле пекло, и сердце заходилось от нежности, и хотелось обнять Роне, вжаться всем телом, слиться целиком и полностью, так чтобы никогда, никогда больше не разделяться.

– С тобой, Роне. Я – с тобой, – едва сумев вдохнуть, зашептал прямо в горячие обкусанные губы: – Всегда, я больше не могу ждать. Не хочу ждать, Роне. Не хочу спрашивать и… Роне, просто дай мне сказать, ладно? Пожалуйста, Роне.

На миг зажмурившись, тот кивнул. Молча. И сильнее вцепился в плечи Дайма – тоже не желая отпускать. Никогда. Никогда больше.

– Я был трусом, мой темный шер, я только сегодня понял… Ужасным трусом. Но больше не буду. Я… я давно должен был это сделать, не ждать от тебя, понимаешь? Должен был сам, потому что я… это мне нужно, что бы ты ни ответил, даже если ты никогда не ответишь тем же, все равно… Я… – резко, почти со всхлипом вздохнув, Дайм прижался лбом ко лбу Роне, чтобы совсем близко, чтобы глаза в глаза и не струсить больше. Только не сейчас. – Я… дарю тебе мою жизнь, мое сердце и драконью кровь в моих жилах, Рональд шер Бастерхази, видят Двуединые, потому что я люблю тебя, всегда любил и буду… – выпалил он на одном дыхании, но запнулся на последнем слове: – любить. Буду. И тебе не нужно отвечать сейчас, тебе… ты…