В последующие века равнение на дворец настолько стало доминирующим аспектом существования храма, что туда проникла даже мусульманская терминология. Например, в XVIII веке окружной храмовый чиновник стал называться амилдаром (amildār) – так же, как и государственный чиновник во главе округа (Алаев, 1964: 207).

Серфоджи II и его сын Шиваджи II

Как и во время Виджаянагара, так и в правление наяков слияние царского и религиозного символизма являлось характерной особенностью (Orr, 2000: 207), а внимание царя к делам храма воспринималось как его прямая обязанность. В период правления в Танджавуре маратхов взаимопроникновение пространства дворца и пространства храма достигло своего пика: пышность дворца оказалась в храме, а храмовые ритуалы – во дворце. Политическая сфера еще больше поглотила религиозную, а образ правителя еще больше стал обожествляться. Теперь боги больших храмов содержали двор и нуждались в присутствии красавиц – совсем как правители во дворцах. Поэтому каждый претендующий на высокий статус храм обязательно содержал в своем штате несколько танцовщиц – девадаси, которые обеспечивали богам «культурную программу», а слуги с опахалами создавали им приятную прохладу. Служащие в храме девадаси стали напоминать придворных дам и вместе с тем появилась категория храмовых танцовщиц, которые одновременно были дворцовыми танцовщицами и любовницами правителей.

В XVII–XIX веках функции куртизанки и девадаси слились воедино. В это время и дворцы наяков, и храмы были наполнены многочисленными красавицами, которые мечтали о прекрасном боге-царе или царе-боге, а образ правителя в придворной культуре и образ божества в храмовой культуре практически перестали различаться. Как во время храмовых праздников, так и во время дворцовых разыгрывались представления с одним и тем же сюжетом: божественный герой-любовник и героиня-бхакта, преодолев трудности, наконец-то, соединяются. Причем роль героя исполнял сам правитель. В качестве примера можно привести драму в стиле кураваньджи “Sarabhendra bhūpāla kuṟavañci nāṭaka”, где героем был сам раджа Серфоджи II (1798–1832), в которого влюбилась красавица. Это романтическая история любви, прославляющая величие маратхского правителя. Главная героиня – Мохини, страдающая от любви к Серфоджи II, а ее сострадательные подружки думают о том, как бы свести влюбленных вместе. На помощь им приходит куратти – дочь гор, которая плетет бамбуковые корзины и может оказывать влияние на судьбы людей. Она разглядывает руку Мохини и предсказывает осуществление ее любви к Серфоджи (Pillai, 1935: 25).

Автором этого произведения был придворный поэт. И в период правления маратхов именно придворные поэты и композиторы (и даже сами правители) могли сочинять для храма свои произведения, а девадаси пели и танцевали для них. В это время часто именно правители оказывались в роли главного героя, которого вместо божества воспевали девадаси. Например, девадаси XX века с побережья Андхры исполняли композиции под названием салам-даруву (salām-daruvu) – приветственные песни, посвященные маратхским правителям Танджавура: Пратапасимхе, Туладже, Серфоджи[274]. Вместе с тем боги в композициях, составлявших репертуар храмовых танцовщиц, нередко изображались весьма неприглядно с точки зрения современной морали. В качестве примера можно привести творчество известного композитора Кшетрайи (1600–1680), чьи падамы слишком откровенны, а в некоторых образ и поведение божественного героя соответствует не столько пылкому любовнику, сколько клиенту проститутки. Вот типичный фрагмент[275]:

Неважно, если он не может заплатить.

Пусть он придет.

Когда он был богат,

Он давал мне все, о чем я мечтала.

Иногда есть деньги,

Иногда их нет.

Время течет неравномерно.

Неважно, если он не может заплатить…

Так, начиная с раннего средневековья в культах индуистских богов появились и усилились черты царского культа. Одной из причин могло послужить желание жрецов восславить своих богов, воздать им наивысшие почести, и для этого подходила лишь одна модель – чествование царя. Кроме того, не последнюю роль в проникновении в храм элементов царского этикета и придворной жизни сыграло покровительство храмам со стороны местных правителей.

Цари и храмы

В средние века, с расцветом храмового строительства, южноиндийские цари стали налаживать отношения с храмовыми богами, которые во времена политической раздробленности и конкуренции «способствовали» укреплению статуса законного правителя. Цари старались сотрудничать с храмами и выстраивали с представителями дома Бога отношения на взаимовыгодной основе. Ведь всегда может внезапно появиться потенциальный претендент на трон, который начнет оспаривать законность права существующего царя на престол. Используя храм в качестве инструмента для укрепления и расширения своей власти, цари стремились увеличить также сакральный ореол вокруг собственной персоны, выстраивая с помощью даров тесные отношения с отдельными храмами и даже отождествляя себя с храмовым божеством. Иными словами, храмы были необходимы для поддержания царской власти в ритуальном отношении.

По сообщению Х. Элгуда, на Юге до VIII века (и до X века на Севере) храмы не рассматривались в качестве средства получения власти и подтверждения законности правителя (Elgood, 2000: 170). Но уже к X веку на стенах каменных храмов имелось множество надписей, где увековечивалась щедрость царей – сомнительная родословная некоторых средневековых правителей была поводом для оказания покровительства имеющим авторитет известным храмам, где брахманы создавали подходящие родословные. В составленных брахманами надписях говорилось о величии того или иного царя и была представлена его генеалогия – конечно же, царь имел божественное происхождение. Таким образом, надпись являлась свидетельством законности правителя, а значит, усиливала его власть. По словам Х. Элгуда, «боги были спущены на землю и получили твердую платформу» (Elgood, 2000: 165). Одобрение богов убеждало подданных в том, что именно этот человек должен находиться у власти. И для людей это было веским аргументом, ведь к этому правителю расположены высшие силы.

Так, храмы становились источником царской власти, во многом заменив собой североиндийскую ритуалистику прошлых веков, где брахманство считалось источником кшатры и где с помощью сложнейших ритуалов и жертвоприношений совершалось «рождение» нового царя. Кроме того, храмы становились политическим и экономическими центрами, а значит, тоже имели власть. И с этой властью царям необходимо было считаться. Однако в этой ситуации при умении договариваться выигрывали обе стороны. С одной стороны, цари нуждались в признании своей власти – и народом, которым они управляют, и храмами, которые могут оказывать влияние на мнение народа. С другой стороны, духовенство тоже нуждалось в поддержке царей.

В Южной Индии примерно в период с 200 года до н. э. до 300 года н. э. власть брахманов еще не была сильной, а процесс массового строительства мощных каменных храмов еще не начался. Кроме того, в это время местные цари демонстрировали божественность своей власти посредством успешных военных походов