противоречия нет. Сегодня мы понимаем, что это порочный принцип, который никогда не приводит к истине, но наша убежденность опирается на то, что нам известен действительно работающий проверенный метод — наука. Античные мыслители, напротив, не имели иных примеров постижения мира, кроме мифа и религиозной поэзии, поэтому и старались создать им на замену нечто, являющее собой совокупность истины, красоты и блага, которое сможет убедить других людей само по себе, одними лишь словами. Ксенофан, Парменид и Эмпедокл в буквальном смысле писали поэмы (традиция писать философские трактаты стихами сохранится на долгие века), а проза Гераклита, Демокрита или Платона всегда вызывала восхищение своим литературным стилем и поэтичностью.

В связи с этим имеются основания сомневаться, что Платон действительно полагал, будто бы по-настоящему знает о произошедшей тысячелетия назад гибели Атлантиды. В его текстах строгое перечисление фактов неотделимо от гипотез, поучений, фантазий и мистификаций, но, вероятно, современники прекрасно понимали, что он не намеревается говорить обо всем буквально. С другой стороны статус мудреца автоматически делал каждое его слово заслуживающим внимания. В боле поздние времена (по рассмотренным выше социальным причинам) возобладало именно влияние фактора авторитетности (а не нацеленности на дискуссию), и отдельные попытки сформировать более рациональный миф (альтернативный гомеровскому эпосу, который не объяснял вообще ничего, кроме притязаний старой аристократии на власть) были взяты за основу рационального взгляда на природу. Изначально первые греческие философы считали свои суждения скорее религиозной истинной, но позже неочищенные натурфилософские рассуждения стали восприниматься уже как настоящие физические теории, которые не нуждаются в каких-то дополнительных доказательствах, кроме убедительного литературного стиля, ведь истинность сказанного обоснована величием и древностью автора.

Иными словами, когда Платон спорил с Демокритом, то борьба шла не только между ними, а за то, чьё учение придет на смену Гомеру. Поскольку олимпийская религия описывала все, начиная с сотворения вселенной, то натурфилософам приходилось создавать нечто не менее масштабное. Когда спустя некоторое время у эллинов наконец-то возникло настоящее желание рационально осмыслить природу, то они просто посмотрели на то, что говорили древние, и нашли готовые ответы. Проверять почерпнутые знания никто особо не стремился, поскольку насущная потребность в этом в любом случае отсутствовала.

Общая характеристика античных воззрений на изучение природы

Хорошей иллюстрацией к сказанному может служить развитие механики, которая уже в рассматриваемый период приобрела облик вполне солидной научной дисциплины. Причем, хоть мы и не встречаем даже отрывков механических произведений в Греции ранее IV–III веков до нашей эры, но уже первые сохранившиеся сочинения имеют структурированный вид и четкую устоявшуюся терминологию. Это говорит о богатой традиции, которая эллины частично переняли в готовом виде из Египта и Вавилона, а частично развили собственными силами. Основы теории рычага в общих чертах были сформулированы уже на древнем Востоке, но строгий математический вид, несомненно, приобрели стараниями греков. На этом фундаменте античная мысль пыталась понять и свести все технические принципы и процессы к единым теоретическим основаниям, придав им четкую геометрическую форму.

Эллинское общество, однако же, не выдвигало запроса на изучение техники как таковое. Основу своего успеха жители богатых рабовладельческих полисов связывали в первую очередь с крепким и разумным политическим устройством. Те греки, у которых имелось время и средства на интеллектуальный досуг, видели в используемых рабами и ремесленниками приспособлениях не источник дохода и власти, а просто лишь часть внешнего мира: чуждую благородного человека, но, тем не менее, требующую своего осмысления наравне с прочими явлениями. В таких условиях механика хоть и развивалась на реальном техническом материале, но не могла все же стать самостоятельной технической дисциплиной, а формировалась в русле общей философской картины мира, соответствующей социальному устройству общества. Практическая проверка результатов воспринималась как необязательное развлечение, а споры между различными школами носили в первую очередь метафизический характер и никогда не опускались до реального строгого эксперимента (который был на удивление хорошо известен эллинам и свободно применялся там, где они действительно желали иметь точный результат).

В этом смысле античная механика была разделена на три отдельных независимых и никак не связанных между собой области знания, которые объединятся в единую науку лишь к XVII веку. Определяемая техническими запросами статика представляла собой вполне солидную даже по сегодняшним меркам техническую дисциплину и занималась законами равновесия и вопросами выигрыша в силе или скорости, которую дают различные механизмы. Кинематика развивалась в основном силами греческих, а позже эллинистических астрономов, которые добились выдающихся результатов в описании непосредственных движений небесных тел. Динамика же, как учение о движении, являлась фундаментальной проблемой философии, а потому оставалась в основном качественной теорией, использующей для объяснения движения не математику, а повседневный опыт, аналогии, сравнения и метафоры.

Одновременно с этим необходимо сразу обозначить два принципиально различных взгляда на движение, которые с самого начала сформировались в греческой мысли. Так, согласно атомистам не существует ничего, кроме материи, нет никаких внешних сил по отношению к ней, а потому она сама является причиной своего движения в пустоте. Иная точка зрения заключалась в том, что сама по себе материя способна лишь оставаться в покое, а ее движение объясняется влиянием неких фундаментальных внешних воздействий (например, любви и вражды), возможность же существования пустоты полагалась весьма сомнительной.

Сегодня тоже можно вполне обоснованно заявлять, что некоторые исторические, экономические или даже биологические научные работы несут на себе отпечаток политических и социальных взглядов своих авторов, но для математики и механики подобное, пожалуй, невозможно. В самом деле — эти области знания опираются на строгую логику, а также бесспорно установленные объективные факты, отрицать которые не может ни один разумный человек. В эпоху античности, однако же, фактические основания науки были ещё скудны, а потому весь каркас механики создавался на весьма произвольных гипотезах, которые чаще всего исходили именно из классовой точки зрения того либо иного философа. И действительно, мы уже видели, что греческая наука являла собой настоящую арену борьбы между двумя математическими системами, одна из которых подкрепляла идеологию аристократов-землевладельцев, а другая — городскую демократию торгового и ремесленного класса. Точно такую же картину мы наблюдаем и в области механических воззрений, которые тогда в целом практически не отделялись от геометрии. Если Аристотель и его сторонники строили механику, желая доказать совершенство и гармонию существующего порядка, то Демокрит был свободен от подобных установок и старался создать физическую картину мир, не опираясь на заведомо благие божественные цели или рассуждения об априорной красоте Космоса. Поскольку в результате идеологической и прямой политической борьбы верх одержала идеалистическая концепция Платона-Аристотеля, а материалистическая система атомистов подверглась гонению и осуждению, то