— Уговорил, черт языкастый, — перед тем, как переключить скорость, Сердцев выразительно постучал себя по лбу. Получилось довольно звонко.

При социализме на площади Ленина окнами на госбанк выходило заведение под названием «Виринея». Название спорное, что-то в нем слышится порнографическое. Не одному мне, наверное, слышалось, потому что название в процессе перестройки исчезло, а заведение осталось. Уже при капитализме довольно-таки задешево здесь можно было хватить стаканчик и закусить. И с собой разрешалось приносить. В прошлом году на том же месте открыли «фаст-фуд» на американский манер. Я в Америке не был, но если судить по «фаст-фуду», Америка — страна странная… Закуска на вид еще ничего, а на язык, так пластилин вкуснее. Я слышал, что они все продукты откуда-то из-за границы привозят, а здесь только разогревают… Да и не закуска это вовсе, потому что ничего крепче кофе «каппуччино» здесь не разливают, а с собой запрещают приносить даже пиво… Тоталитаризм самого хренового образца, но суровая сибирская молодежь, истосковавшаяся по американским ценностям, сюда захаживает, хоть оно и недешево обходится. Откуда только деньги берут?

Катя взяла тунца, похожего не на рыбу, а на плоский каблук от оранжевых штиблет, а я выбирал-выбирал, но не нашел в ассортименте ничего, кроме того же «каппуччино» — по крайней мере у него хоть привкус, как у ликера «Амаретто». Иллюзия…

Катя ковырялась в своем тунце, выказывая нулевой интерес к моей жалкой персоне. Не дождавшись никаких наводящих вопросов, я сказал, с осторожностью подбирая слова:

— С той женщиной, с которой… которую ты видела, я познакомился нынче весной… Случайно… Я — одинокий человек… В общем, сошлись… Нет, лучше я с другого начну… Вот мне уже шестьдесят лет… Опять не так…

— Не волнуйся, — неожиданно сказала Катя, отправляя в рот очередной кусок подошвы. — Говори, как хочется…

Как хочется значит как хочется.

— Я тебя люблю, — объявил я. — Никого в жизни так не любил. А жизнь-то прожил, считай, полностью. И не то что никого не любил, а даже не знал, что бывает такая любовь. А за любовь принимал какую-нибудь… не знаю… морковку. Может, жизнь не удалась, может, любовь дается человеку только один раз и совсем не обязательно в семнадцать лет. Наверное, из-за того, что любви не было или тебя не было, я все время и маялся. Думал: неужели то, как я убого живу, и есть настоящая жизнь? И все так живут?! Тупая работа без радости и без денег… Заплеванный, вонючий подъезд, желтая раковина на кухне, которую никаким «Кометом» никакая тетя Ася не отчистит… Вареная картошка и сухой сыр на ужин. Неискоренимая мерзкая ругань в автобусах, мерзкие бабки в черных юбках во дворе… Сидят и смотрят… Кретины-политики в телевизоре… Бог мой, если ты политик, то хоть раз скажи что-нибудь умное! А если ты такой же, как я, то лучше молчи и отворачивай морду от камеры с микрофоном… В газетах и по телевизору новости — кошмар. Больше не могу читать про убийства, изнасилования и как цыганки дурят доверчивых русских женщин… Ну куда от этого денешься!? Куда от дерьма-то? А? Подскажите, кто умный!.. И я придумал выход. Я придумал — нужно плюнуть на все, забыть про страхи и начать новую жизнь, где в каждом углу не блевотина, а свет и покой. Если есть мир дерьма, то должен быть мир, где нет метаний, нет разочарований, нет ежедневной заботы о том, что будешь есть завтра… Ученые доказали, что для всего можно найти противоположный мир… Многие сегодня ошибочно полагают, что лучший мир называется Америкой…

… На самом деле лучший мир — это Африка. Ей-богу, не шучу. Хотя дело, конечно, и не в Африке вовсе.

Я лично понял, что хочу жить один! В тростниковой хижине! На берегу теплого океана! Чтобы вокруг ходили только нецивилизованные пигмеи и скакали миролюбивые обезьяны! Чтобы каждый вечер, на закате солнца, с неба падал теплый душ… Это называется абсолютной свободой — жить в Африке и ни от кого не зависеть… Хочешь ни от кого не зависеть?

— Смотря от кого не зависеть, — чисто по-женски уточнила Катя.

— От дерьма не зависеть.

— Конечно. Этого все хотят.

— Ну вот. Я об этом и говорю. Дерьмо нельзя убить, зато можно отодвинуться от него в сторону…

…Я, кстати, не имею в виду, что дерьмо — это наша русская страна. Дерьмо — это люди и отношения, которые лично тебя душат…

…И как, ты думаешь, можно отодвинуться в сторону от дерьма?

— Не знаю, — явно заинтригованная Катя чуть отодвинула тунца, от которого и отщипнула-то только с краю… — Или вернее у меня есть свой рецепт, но я бы хотела услышать твой.

— Правильно говоришь. У каждого свой рецепт. Есть такие невысокие тибетские горы, там народ сидит на корточках и не жрет месяцами — вот в чем кайф. Еще есть народ, который ходит босиком по огню — в этом тоже кайф. Мусульманин отрезал уши у правоверного сибирского парня — прямая дорога в ихний рай. Короче, у всех свой способ. А я придумал свой. Может, это кому-то смешно, но у меня другого нет. Или не было. В общем, ты сама сейчас разберешься… Я придумал, что доживу до шестидесяти лет и забуду свою прошлую жизнь. Стану другим. Как я жил? Улыбался и раскланивался со своими врагами… А теперь чего мне с ними цацкаться? Я их буду убивать… Но убийства — не главное. Для того, чтобы уехать в Африку и забыть Россию, нужны деньги. Не хочу жить среди пигмеев и болеть их вшивой цингой, или чем они там болеют. В конце концов, может, я не захочу забывать Россию, значит я должен иметь возможность приезжать сюда на выходные. Такие варианты можно получить только за большие деньги. За очень большие деньги…

— Само собой, только где их взять? Банк, что ли, ограбить?

— О! В самую точку! Значит и тебе это приходило В голову. Хотелось банк ограбить?

— Конечно, хотелось. Мне и сейчас хочется. Только это ничего не значит. Мне и в Африку, может, хочется, а вместо Африки я на полюсе холода перед пьяными мордами уже полтора года стриптиз исполняю…

— И со мной такая же ерунда. И со всеми. Никто не может вырваться из круга несбыточных желаний. Но только однажды я себе сказал: хватит мечтать, надо делать. И вот, значит, теперь к делу… Три месяца назад я познакомился с этой Клепиковой… Которую, ну, ты видела… Оказалось, что она работает бухгалтером в одной темной конторе, которая «в черную» торгует водкой. У них есть подвал, под самый потолок набитый баксами. Эта самая Клепикова мне по пьяной лавочке проговорилась. Я ее три месяца «пасу» из-за этого подвала. Можешь не верить, но она мне противна, как чужие сопли… Извини…

— Ничего, я есть больше не хочу…

— …Она нужна только из-за этих денег. Она ко мне привязалась, или влюбилась, уж не знаю, но в общем, согласилась помочь. И как раз в этот день принесла очень важный ключ. Понимаешь?..

— Забавно, — задумчиво пробормотала Катя. — Ты действительно собрался ограбить фирму?

— Да.

— Точно не врешь?

— Нет.

— Ну, ты даешь! Никогда бы не подумала… Как-то ты не производишь впечатления человека, который может… Я не имею в виду, что не способен или что-то такое. Просто ты достаточно порядочный, что ли, для такого дела… Хотя, причем здесь порядочность?..