Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, что тебе сказать. Они всем нам говорят, что мы никогда не выздоровеем. По крайней мере, – добавила она, глядя ему прямо в глаза, – не в том смысле, который имеешь в виду ты.
– А помнишь, ты мне говорила, что теперь стала другим человеком? Ты сама мне сказала, что до пьянства тебя довел твой бывший. Но теперь-то все это переменилось. – Юджин попытался смягчить тон. – Если у нас все получится, то ты не думаешь, что это отвадит тебя от алкоголя?
– Я думаю, это так не работает.
– Да брось ты. Когда я буду в твоей жизни, с чего ты станешь пить-то? Пьют только эти жалкие ублюдки. Посмотри на себя сегодня. Да на меня посмотри, черт побери. – Пара в пастельных джемперах неодобрительно кашлянула. Юджин снова понизил голос. – Слушай, я только хочу сказать, что ты мне нравишься. Я думаю, ты охеренная красавица.
Юджин не был готов признавать поражение, и Агнес понимала, что он из тех людей, которые могут починить любую сломанную вещь. Она почувствовала себя двигателем, оставленным ржаветь на газоне.
– Ты мне тоже нравишься.
Официант принес основные блюда. Он взял в руки полотенце и аккуратно поставил горячие тарелки перед парой. Агнес посмотрела сначала на свою жареную курицу, потом, как счастливый ребенок, принялась нахваливать блюдо Юджина – ягнятину с вареным картофелем. Юджин не обратил внимания на еду и показал толстым пальцем в направлении шахтерского поселка.
– Ты самая красивая женщина во всем этом местечке. Большинство из них даже не расчесывают волосы, а посмотри на себя – ты в любое время дня безупречная. – Он наклонился к ней. – Мне просто нужно знать. Прежде чем я решусь. Прежде чем мы начнем что-то серьезное.
Агнес стало не по себе. Она попыталась сменить тему – перевести ее на еду.
– Выглядит аппетитно. И порции большие, да? Я думала, будет грудка или ножка, но никак не полкурицы.
Официант кашлянул, спросил, все ли у них есть. Юджин кивнул. Но потом передумал.
– Приятель, принеси нам бутылку вашего фирменного вина.
– Красного или белого, сэр? – тихо спросил официант.
Юджин посмотрел на Агнес, увидел, как она напряглась.
– К курице какое лучше – белое?
Официант кивнул: да, хороший выбор, и Юджин заказал бутылку белого вина.
– Если не хочешь, то пить необязательно, – тихо сказал Юджин. – Я тебя не заставляю.
Курица перед ней только что была золотистой и сочной, а теперь стала казаться сухой и мертвой. Официант принес бутылку вина. Он стал наливать Агнес, и она не остановила его. Она отметила, что у вина почти тот же персиковый цвет, что и у роз в ее саду.
– Знаешь, цвет персиковых роз считается цветом искренности, цветом благодарности.
Они долго сидели, молча смотрели на вино. Наконец Юджин поднял свой бокал и произнес тост за них двоих.
– За нас. Сравнится с нами кто? Их мало, и все они мертвы![126]
Агнес улыбнулась одними губами и подняла свой бокал с колой. Напиток потерял вкус и стал водянистым.
– Ты мне никогда не рассказывал про свою дочь. – Она повозила курицу по тарелке. – Ее Бернадетт зовут, да?
– Ну, она уже взрослая, я думаю. Она замечательные вещи придумывает для детсадовцев у Святого Луки. Она в этом похожа на мать, они были очень близки, пока мама не умерла. Они всегда делали вместе что-нибудь, хорошие всякие вещи для церкви, собирали деньги для шахтерских вдов. – Он высосал и проглотил хрящик, застрявший у него между зубов. – Но она слишком много времени проводит у чаши со святой водой. Эта парочка всегда торчала у их гребаной святой воды. Макала пальцы туда-сюда, словно это какой соус.
– То, что ты говоришь, характеризует ее как хорошего человека. – Агнес произнесла эти слова, хотя, зная Коллин, подозревала иное. – Ты ей сказал про меня?
– Нет, – без обиняков ответил Юджин.
– Жаль! – Ей не понравилось, что в ее голосе прозвучало столько разочарования.
– Потому что ей сказала наша Коллин.
Агнес выдохнула.
– Представляю, в каком цвете она меня выставила.
Глаза Юджина непроизвольно остановились на нетронутом бокале вина.
– Пожалуй, ты имеешь право сказать так.
Они доели основное блюдо, поговорили о такси, закусочных, Южной Африке и тамошних палладиевых шахтах. Агнес затолкала толсто нарезанную картофельную стружку под остатки курицы. Официант унес тарелки и поставил на стол десерт – тирамису. Юджин допил бутылку вина, а ее бокал так и остался стоять нетронутым, понемногу нагреваясь.
– Думаю, в меня больше ни кусочка не влезет. – Она лениво ковыряла десерт. – Но на вид оно такое привлекательное. Я такого крема не видела.
– Хорошо бы глоток виски под занавес, – сказал Юджин, доедая десерт.
– Знаешь, за виски я бы тебе никогда спасибо не сказала. Даже в худшие мои дни. Думаю, виски – как джин. От него становится печально. Я пила не затем, чтобы грустить, пила, чтобы избавиться от грусти.
– Что же ты тогда пила?
– В основном лагер, а когда могла себе позволить – водку. В тяжелые дни это возвращало мне бойцовский дух. – Она помолчала. – Хотя вырубаешься с нее жестко. По крайней мере, если пьешь, чтобы напиться.
– Я с трудом верю, что ты и она – одно лицо. – Он помолчал, потом добавил. – Что, по-твоему, случится, если ты сейчас сделаешь глоток вина?
– Я, вероятно, захочу еще.
– Но, может, и не захочешь.
– Может, – сказала она, стараясь выглядеть как можно беззаботнее. – Юджин, тебе не обязательно меня поить, чтобы уложить в постель.
– И слава богу! – Он протянул к ней руку над грязными тарелками на столе. – А то денежки на ветер. – Он рассмеялся, его лицо порозовело сильнее. – Слушай, я не пытаюсь тебя напоить. Я пытаюсь уговорить тебя попытаться сделать глоток.
– Но зачем? – спросила Агнес, чувствуя неожиданную усталость.
– Затем, что… Затем, что все нормальные люди выпивают. – Он подвинул теплый бокал. – Послушай, всего глоток. Из компанейских соображений. Ничего ведь не случится. Слушай, если ты затеешь какой-нибудь скандал, я попрошу их выставить тебя за дверь, и ты сможешь пешком уйти домой. – Он пододвинул к ней бокал на длинной изящной ножке. – Все будет в порядке. Ты теперь другая женщина.
Агнес взяла бокал, поднесла к носу. Стекло было теплое, вино пахло солнечным светом.
– Я вино вообще не люблю, – сказал она, отодвигая бокал подальше.
– Да ты просто испугалась до усрачки.
Она и в самом деле испугалась, она даже пришла в ужас, но ни за что не позволила бы ему увидеть это. Она взяла хрустальный бокал, поднесла его ко рту, и маленький глоток