— Обсуждали в ноябре подарок на март? Он уже расстроился. А ты… Ты просто боишься, — констатировала я, отчаянно пытаясь сообразить: куда всё же мог пойти Габриэль?

Я бы пошла в лес, но интуиция у меня сегодня хромает. И всё же я свернула к лесу.

— Конечно, боюсь, — Джеймс остановился, заставляя и меня остановиться, посмотрел на меня в упор неожиданно, непривычно серьезно. — А если он скажет родителям? А если меня заставят… уйти? Мне понравилось иметь тело, Джей. Понравилось быть собой. Быть свободным. Настоящим. Быть полноценным человеком. Очень и очень. Я не хочу это терять. Сейчас всех все устраивает. Родители обрели того самого сына, который, правда им не очень-то и нужен, разноглазик перестал мучиться совестью, а Сэм — его все равно нет и уже не было, я уверен. Это тело умерло бы рано или поздно, а я… оно мне нравится. Оно девушкам нравится! — Джеймс ухватил меня за плечо, притянул к себе. — Мне хорошо было быть с тобой тоже, но так… так же лучше, Джейми. Я очень тебя люблю, но так всем лучше!

— Я тоже тебя люблю. Правда. Но… Демоны! — я поняла, что снова не угадала — с тем, что не угадаю, что Габ рядом, и он слышал нас с Джеймсом, последние пару предложений — точно.

И в словах братца был резон. От того, что неведомый мне Сэм годами лежал в стазисе, легче никому не становилось, а с учётом всего для Джеймса это был единственный шанс. Но сейчас… когда всё так глупо наложилось одно на другое, молчать я уже не могла.

— Габриэль, да не уходи! Всё не так, как кажется!

— Я, в принципе, понял суть. Хотя не понял детали, — его голос звучал совершенно спокойно, только какая-то звенящая нотка, почти неуловимая, выдавала все же истинные эмоции. — Когда вы успели-то так друг к другу проникнуться? Вроде и знакомы-то всего ничего.

— Мы очень давно знакомы, Габ, — я вздохнула, понимая, как тяжело будет подобрать нужные слова — и слыша за спиной сопение демонова братца. — Прости, что не рассказала сразу. Это было очень непросто. И сейчас непросто. И чтобы ты знал — это совсем не та любовь.

— Как это "не та"?! Ты меня не любишь, о, коварная?! — патетически взвыл Джеймс, и я опять наугад ткнула его под ребра. И подошла к Габриэлю.

— Он — твой брат. Но не Сэм. Тогда, в склепе, что-то пошло не так. И вместо Сэма в его теле оказалось вот это кошмарище. Джеймс. Джеймс Менел. Сын моей матери, который родился после её побега из Академии и погиб, не дожив до трёх лет. Сын твоего отца. И отныне наша общая с тобой головная боль. Огненный, как и я. Покажи ему, чудовище.

Джеймс и показал. Не очень приличный жест, зато действительно из огня, а не пальцами, позёр.

— Воздухом я тоже могу, — почти обиженно заявил он. — Хотя огонь, конечно, сильнее. Потому что Корнелия была сильнее папашки. И в отличие…

— Помолчи, всех двенадцати богов ради, а лучше погуляй. Потолок в парадном зале побели. Ты старше меня, должно это хоть когда-нибудь стать заметным?

— А вы тут друг друга не поубиваете?!

…Джеймс, наконец, ушел.

Наконец — это после моего сбивчивого многословного рассказа о нашей жизни в одном теле и клоунских восклицаний Джеймса в духе "а если он сейчас побежит жаловаться папочке" и "ну, ты видишь хотя бы тень счастья на его лице?! И я не вижу!".

А мы остались. Габриэль молчал.

Габриэль молчал, глядя сквозь деревья на пляски выбравшихся из-под земли умертвий Анны — оленят или лисят, мелких шаловливых скелетиков, а я невольно любовалась им. Все же была в нем совершенно непередаваемая элегантность. Неназойливая, непошлая аристократичность. Словно рисовавший его художник взял самую тонкую беличью кисть и любовно, под увеличительным стеклом прорисовывал каждую черточку. Я не выдержала, подошла к нему со спины и обняла за плечи. Поцеловала в ухо, поднявшись на цыпочки. Габ не сопротивлялся, и это был хороший признак… наверное.

— Ты же его не выдашь?

Габриэль только фыркнул, но потом посмотрел на меня.

— Уверена, что Сэма… больше нет?

— Джеймс уверен. Вроде бы. Не думаю, что он стал бы меня обманывать, — я поёжилась. Похоже, обман у нас в крови. Думать об этом было неприятно. Очень и очень неприятно. — Слушай, я не знаю, почему так все глупо вышло. Странно. Я не хотела тебя обманывать. Но и… не хотела, чтобы ты дальше загонялся из-за Сэма. Ты ни в чём не виноват, — Габриэль протестующе мотнул головой, и я вздохнула. — Это все произошло совершенно случайно, то есть… честно сказать, я не знаю. С моей стороны однозначно никакого умысла не было. А Джеймс… мы столько лет с ним говорили, и я до сих пор не могу в полной мере поверить, что он есть. Что он существует. Мне так жаль, правда. Но он — есть. Он хороший, хотя его периодически хочется прибить. Но у него имеется неплохое оправдание — отсутствие тела сильно портит характер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И ты его любишь, — хмыкнул Габ.

— Ну, ты же любишь Элу? — я поцеловала его в шею, вдохнула запах. — Ладно, пример неудачный, Элу тоже периодически хочется прибить. А Джеймс… это ты рос в большой семье… а мы с отцом были одни друг у друга. Я всегда мечтала о брате или сестре. И вот… Джеймс ведь все про меня знал, Габ. Все мои мысли, переживания, не самые, прямо скажем, хорошие и красивые порой, но он их знал. Был фактически частью меня. И мне до сих пор кажется, что он может слышать мои мысли. Но эти чувства — они совсем, совсем другие. Не такие, как к тебе.

— Я чувствую, когда ты мне врёшь, — вдруг сказал Габриэль. — Не всегда знаю, что скрывается за этим, но чувствую. И я всегда был уверен, что между людьми всё должно быть добровольно. Честность. И верность. Если тебе захочется уйти — уходи, Джейма. Я никогда не буду пытаться удерживать тебя силой. Только скажи мне сразу, как есть.

— Не нужно меня удерживать, — жалобно произнесла я. — Я от тебя уйду, только если ты сам меня выгонишь. И к Джеймсу не ревнуй. Я помню, что он мой брат. А ты — ты, это мое всё.

— Всё? — переспросил Габ и обернулся, так, что мы оказались с ним лицом к лицу.

— Всё, — подтвердила я, закрывая глаза, подставляя лицо, замирая в ожидании. И подумала: друзья и братья — это прекрасно, но иногда все же жаль, что мы не одни. В стенах Академии Безмолвия мы никогда не можем быть одни, в моей комнате Мэй, в его — Джеймс, в лесу — слишком много знающий призрак, и прочие, и прочие… Но если бы…