Голос от дверей:

– Нет, это ничего не изменит.

Мона чуть не спускает курок. Подняв глаза, она видит в дверях миссис Бенджамин, и, хотя на Мону та смотрит с холодным безразличием, платье у нее в грязи, изорвано в клочья. В прорехах пестрой ткани видна кровь.

– Стойте, где стоите, – предупреждает Мона.

– Стою, – говорит миссис Бенджамин. – Я бы не хотела никакого насилия над ним.

Минуту они меряются взглядами. В холле бесконечно тикают и такают часы.

– Почему бы и нет? – спрашивает Мона.

Миссис Бенджамин недоуменно поднимает бровь.

– Ему ведь это не повредит? – уточняет Мона.

Миссис Бенджамин молчит.

– Вам не дозволено говорить, – догадывается Мона.

– Да, – соглашается миссис Бенджамин, – нам не дозволено.

– Нам, – повторяет Мона. – Сколько вас?

Миссис Бенджамин опять не отвечает. Часы все тикают.

– Скажите, – требует Мона. – Скажите, или я спущу курок и выбью ему на хрен мозги.

– Я ведь только что говорила, что это ничего не изменит?

– Вы хотите сказать, что пуля из ствола этого пистолета не пробьет ему мозг и не превратит его в кашу? Вам стирки будет не на один день.

Миссис Бенджамин поджимает губы.

– Ага, – продолжает Мона. – Я не слишком понимаю, что вы такое, но точно знаю, что вы не пуленепробиваемые. Сколько?

– Если вы так много знаете, догадайтесь сами.

Мона чувствует, как пот стекает по рукам. Она смотрит на Парсона. Потом снова на миссис Бенджамин.

– Наверняка не весь город. Не каждый. Большей частью здесь люди, настоящие люди. А вот вы… вы нездешние.

Миссис Бенджамин поднимает голову, щурится, не подтверждая и не отрицая.

– Я была на горе, – сообщает ей Мона.

– Вот как, – отзывается миссис Бенджамин. – Это он вас послал, да?

– Да. Он хотел, чтобы я узнала. Я видела там записи. Теперь я понимаю ваш фокус с зеркалом.

Она ждет хоть какой-то реакции, но миссис Бенджамин невозмутима. И тогда до Моны доходит: с какой стати ждать нормальной реакции от такого существа?

– Они размягчают, да? – спрашивает Мона. – Создают ссадины. Делают границы… проницаемыми. И тогда сквозь них можно пройти. Таким, как вы и он.

У миссис Бенджамин каменное лицо, мертвый взгляд, она в спячке. Моне чудится, что в ее лице расслаблены даже те мышцы, которые у людей не расслабляются. Волоски у нее на руках встают дыбом при мысли, что телесный облик миссис Бенджамин – всего лишь кукла, в самом буквальном смысле. И она больше не дает себе труда поддерживать видимость.

– Что вы такое? – тихо спрашивает Мона. – И не говорите, что не можете сказать.

– Не могу, – подтверждает миссис Бенджамин.

– Не говорите, что вам ни хрена не дозволено.

– Не только в этом дело, – отвечает миссис Бенджамин.

– А в чем же?

– Такие вещи невозможно объяснить.

– Почему?

– Как объяснить рыбе, что она плавает в море? Как рассказать ей о течениях, небесах, горах? Разве она поймет?

– А вы попробуйте. Я понятливая.

– Не могу.

– Говорите.

– Не могу. Это вас убьет.

Слышен хриплый, судорожный вздох. Мона, хоть и насторожилась, не сводит глаз с миссис Бенджамин. Потом косится в сторону и видит, что у Парсона дрожат веки. Он хмурится, шевелится и открывает глаза. Смотрит не на пистолет, а прямо перед собой.

– Она не такая, как все, – каркает он.

Миссис Бенджамин с Моной замерли. Тикают и тикают часы.

– Это не значит, что она поймет, – подает голос миссис Бенджамин.

– Можно попробовать показать, – говорит Парсон.

– О чем ты? – спрашивает миссис Бенджамин.

– Какого черта? – вмешивается Мона.

Он не отвечает ни той, ни другой.

– Ты хочешь сказать… взять ее туда? – спрашивает миссис Бенджамин.

– Да, – соглашается Парсон. – И посмотреть, что она сумеет увидеть.

– Кого куда взять? – не выдерживает Мона.

– Это ее уничтожит. Ей, в сознании, не пройти в такие места. Она не то что мы.

– М-м… нет, – признает он. И поворачивается к Моне, вовсе не замечая пистолета. – Она не привязана к этому месту, как мы. Но и не совсем свободна. Ее сюда притянуло против ее воли. Она иная.

– Достаточно ли иная? – сомневается миссис Бенджамин.

Парсон, не отвечая, разглядывает Мону.

Миссис Бенджамин вздыхает.

– Вы действительно хотите увидеть, милочка?

– Что увидеть? – спрашивает Мона.

– Что мы такое. Что мы такое внутри.

– Что мы такое по ту сторону, – уточняет Парсон.

– Чем мы были вначале, – говорит миссис Бенджамин.

– Вы хотите видеть?

– Хотите, мы вас туда отведем?

– До половины дороги, ни там, ни тут?

– Туда, где мы есть?

Мона дрожит. Они говорят слишком быстро, не уследить.

– О чем вы толкуете, черт возьми? Если хотите что-то попробовать, давайте пробуйте поскорей. Только я из пистолета не промахиваюсь.

– У нас нет причин вам вредить, – говорит миссис Бенджамин.

– Но откуда мне знать…

– Вы знаете то, что знаете, – говорит Парсон, – потому что я вас туда провел.

С этим спорить не приходится, но и соглашаться на их предложение Мону не тянет.

– Я думала, это не дозволено, – напоминает она.

– Вы знаете достаточно, – говорит Парсон. – Мы не сможем показать вам ничего нового.

– Ничего такого, о чем бы вы уже не догадывались, – дополняет миссис Бенджамин.

Мона колеблется. Но и отступиться она уже не может.

– Хорошо, – соглашается она.

Миссис Бенджамин с Парсоном переглядываются, лица их расслаблены, как у покойников, слезящиеся глаза сощурены.

– Прошу вас убрать оружие, – говорит Парсон. – Пожалуйста.

Помедлив, Мона опускает пистолет.

– Хорошо, – говорит Парсон. – Итак…

Сначала ничего не происходит, и Мона уже решает, что ее одурачили. Но эти двое не кидаются на нее, даже пальцем не шевелят.

Часы в прихожей перестают тикать. Становится совсем тихо: замерли все звуки, шорохи леса и гул улиц. Стены начинают дрожать и вздрагивать, как барабаны под палочками отчаянного барабанщика, и с каждым ударом становятся все прозрачнее. И вот уже Мона видит сквозь них красные звезды и огромную розовую луну над серым лунным пейзажем. И еще она видит