Орн начал карабкаться наверх. Добравшись до верха стены, он притаился, стараясь не задевать острые зубцы. Одно окно в здании напротив светилось неярким розоватым светом, проникавшим сквозь легкие занавески. Он посмотрел вниз на залитый звездным светом двор, где выстроились ряды высоких горшков с цветущими кустами. Еще один взгляд в сторону окна – и его кольнуло предчувствие опасности.

«Здесь небезопасно!»

Над двором нависло какое-то напряжение.

Орн отцепил рясу от зубца, спрыгнул во двор и снова оделся, притаившись в тени. Глубоко вдохнув, он начал обходить двор слева, прижимаясь к темной стене. С балкона под освещенным окном свисали виноградные лозы. Он подергал за одну из них – слишком хрупкая. Орн двинулся дальше вдоль стены и вдруг почувствовал, как по левой щеке пробежал легкий ветерок. Перед ним маячило черное пятно – открытая дверь.

Предчувствие опасности щекотало ему нервы. Он раздраженно подавил это ощущение и проскользнул в коридор.

В коридоре вспыхнул яркий свет!

Орн окаменел, но тут же подавил смех, заметив возле двери лучевой выключатель. Он сделал шаг назад: темнота. Шаг вперед: свет.

В конце коридора лестница уходила влево. Бесшумно преодолев коридор, Орн остановился у ее подножия и посмотрел на тяжелую деревянную дверь с золотым барельефом в форме инициалов: «А. Г.».

«Аббат Гальмирах! На самом верху!»

Он поднялся по лестнице, осторожно ухватился за дверную ручку и повернул ее, слегка надавив. Щелкнул замок. Орн распахнул дверь, бросился внутрь и захлопнул ее за собой.

– А, господин Орн. Вы очень изобретательны, – раздался высокий, слегка дрожавший мужской голос.

Орн резко обернулся и увидел кровать под широким балдахином. На ней, словно темнокожая кукла, сидел, опираясь на гору подушек, мужчина в ночной рубашке. Лицо его показалось Орну знакомым. Гладкое и вытянутое, оно было увенчано носом, нависавшим, словно утес, над широким ртом. Темная, гладко выбритая голова блестела.

Из широкого рта раздался тихий, дрожащий голос:

– Я – аббат Гальмирах. Вы хотели меня видеть?

Аура старости окутывала человека в кровати, словно запах древнего пергамента.

Орн сделал два шага к кровати. Предчувствие опасности звенело, будто колокол. Он замер, вспомнив, почему лицо показалось ему знакомым.

– Вы похожи на Эмолирдо…

– Это мой младший брат, господин Орн. Прошу, садитесь. – Старик указал на стул возле кровати. – Прошу прощения за то, что принимаю вас в таком виде, но в последние годы я стал ревностно оберегать свой отдых.

Орн подошел к стулу. В этом хрупком старце что-то выдавало ту смертоносность, с которой Орн раньше не сталкивался. Орн огляделся. Темные обои на стенах с причудливым узором: изгибы, квадраты, пирамиды, свастики и повторяющийся символ, напоминающий якорь, – вертикальная линия со скобкой внизу. Пол в комнате был выложен черно-белой плиткой в форме больших пятиугольников шириной не менее двух метров. В полумраке по углам угадывались очертания деревянной полированной мебели: письменного стола, кресла, стеллажа с записями и этажерки в форме спиральной лестницы.

– Вы уже вызвали стражу? – спросил Орн.

– В этом нет необходимости, господин Орн. Прошу, присаживайтесь. – Скелетоподобная рука вновь указала на стул.

Орн посмотрел на стул. На нем не было подлокотников, в которых могли бы таиться скрытые оковы.

– Это всего лишь обычный стул, – сказал аббат.

Орн сел так, будто рухнул в холодную воду, и напрягся.

Аббат улыбнулся.

– Ну что, убедились?

Орн облизнул губы. Что-то здесь не так. Все происходило не так, как он себе представлял.

– Я пришел сюда, чтобы кое-что выяснить, – сказал он.

– Хорошо. Мы поделимся информацией.

– Почему вы набросились на Р – У?

– Прежде всего, господин Орн, вы расшифровали смысл вашего испытания? – Аббат смотрел на Орна большими, блестящими карими глазами. – Вы знаете, почему вы не отказались его проходить?

– А что мне оставалось?

– Многое, как показали события сегодняшней ночи.

– Ладно, согласен. Мне было любопытно.

– Что именно?

Орн опустил глаза и почувствовал, как внутри у него что-то забилось сильнее.

– Будьте откровенны с самим собой, господин Орн.

– Я… Я подозревал, что вы учите меня чему-то… чего я о себе раньше не знал.

– Великолепно! – Аббат улыбнулся. – Но вы – продукт маракианской цивилизации. Все тенденции к аберрации были в раннем возрасте удалены посредством микрохирургии. Разве могло в вас остаться что-то, чего вы не знали?

– Так и было. Я выяснил, что могу испытывать страх, не зная его причины. Я…

– Вы когда-нибудь слышали о психиатрах-чудотворцах древней христианской эры?

– Что это за эра?

– Очень давняя. С тех пор прошло так много времени, что у нас остались лишь крошечные, любопытнейшие фрагменты. Религия Христероса уходит корнями в ту эпоху.

– И что?

– Вам не доводилось слышать о тех древних практиках?

– Я знаю, что до изобретения микрохирургических техник существовали и другие ментальные практики. Вы это имели в виду?

– В некотором роде. – Аббат выжидательно замолчал.

Орн сглотнул. Все шло совсем не так, как должно было. Он чувствовал себя вынужденным обороняться, но его противником был всего лишь тощий старик в дурацкой ночной рубашке. Орна охватила ярость.

– Я прибыл, чтобы узнать, не готовятся ли ваши люди развязать войну!

– А если бы готовились? Что тогда? Вы готовы были исполнить роль хирурга, вырезать опухоль и исцелить общество?

Ярость Орна отступила.

– Разве вы не замечаете параллель, господин Орн? – Аббат нахмурился. – Лучшие приверженцы высшей механистической науки поработали над вами и объявили вас здоровым, сбалансированным, здравомыслящим. Однако осталось кое-что, чего они не коснулись.

– Значит, есть нечто, чего не… коснулась Р – У?

– Ну разумеется.

– Что же это?

– Бо́льшая часть айсберга скрыта под водой, – сказал аббат.

Снова всколыхнулась маленькая волна ярости.

– И что это значит?

– Взглянем на это так, – сказал аббат. – Гуру по имени Пашаван, приведший рамакришнаитов к Великому Объединению, известному теперь как Экуменическое Перемирие, был приверженцем доктрины Инда, которая всегда учила о божественности души, единстве всего сущего и гармонии всех религий.

Орн оцепенел.