Орн очнулся от оцепенения, в котором пребывал, слушая аббата.

– Мы познаем их в сравнении. Каждый фрагмент двигается по-разному, обладает различными цветами или…

– Очень хорошо! Мы познаем их в сравнении. Чтобы увидеть фрагмент, мы также должны увидеть его историю. Фрагмент и история неразделимы. Без одного нельзя различить другое. Без зла нельзя определить добро. Без войны нельзя определить мир. Без…

– Погодите-ка! – понял вдруг Орн. – Вы поэтому пытаетесь уничтожить Р – У?

– Господин Орн, принудительный мир миром не является. Чтобы вынудить людей соблюдать мир, необходимо использовать воинственные методы. Глупо считать, что можно избавиться от половины пары и оставить себе вторую половину. Вы делаете это силой! Вы создаете вакуум, который заполнит хаос.

Орн покачал головой. Он чувствовал себя в ловушке в лабиринте, крепко держась за свою убежденность в том, что в словах аббата должно было быть что-то неправильное.

– Это как наркозависимость, – сказал аббат. – Если вы будете насаждать мир насильно, вам для удовлетворения потребуется все больше и больше мира. И чтобы получить его, вы будете использовать все больше и больше насилия. Цикл закончится катаклизмом. Подумайте о том, как свет достигает глаз. Когда вы читаете, вы не ищете свет специально. Так же и мир снисходит на вас. На вас снисходит удовольствие. На вас снисходит добро. Так же, как свет доходит до ваших глаз. Это функции ваших нервов. Вы можете приложить мышечное усилие. Так работает наша Вселенная. Наша матрица, очевидно, прямая функция реальности, самой материи. В этом она подобна нашим нервам. Изменяя матрицу, мы не меняем реальность, но только собственное восприятие ее. Если мы уничтожим половину, оставшаяся часть поглотит нас. Если убрать хищника, популяция жертвы непомерно возрастет. Все это – часть фундаментального закона.

– А Р – У нарушила этот закон?

– Да. – Аббат нахмурился. – Видите ли, мир – это внутреннее дело. Это вопрос самодисциплины. Он должен зарождаться внутри. Если организовать внешнюю силу, чтобы насаждать мир, эта сила будет лишь возрастать. Иначе не бывает. Но потом она неизбежно приходит в упадок. Наступает катаклизм.

– Вы здесь, на Амеле, считаете себя чем-то вроде сверхслужбы Р – У, не так ли?

– В некотором роде, – согласился аббат. – Но мы хотим добраться до корня. А чтобы достичь этого, готовим определенную почву для культивации.

– Почву?

– Миры. Общества. – Аббат посмотрел на Орна. – И нам отчаянно нужны фермеры, господин Орн.

– То есть я?

– Не хотите вступить в наши ряды?

Орн откашлялся, отвел глаза, избегая пристального взгляда аббата. Он чувствовал себя так, словно по нему пробежало стадо.

Голос аббата снова внедрился в его сознание.

– Это хаотическая Вселенная, господин Орн. Все меняется. Все непременно изменится. Люди инстинктивно понимают это. Наш инстинкт формирует ощущение неуверенности. Мы ищем чего-то неизменного. Верования скоротечны, потому что то, во что мы верим, постоянно в движении. Все меняется. И мы то и дело преодолеваем катаклизмы. Мы уничтожаем вещи, которые отказываются работать. Они не делают того, чего мы от них ждем, и мы превращаемся в детей, ломающих игрушки, которые отказываются подчиняться. В подобные времена учителя самодисциплины нужны как никогда.

– Хотите сказать, мы приближаемся к какому-то великому перелому, катаклизму?

– Мы всегда к нему приближаемся. Впереди всегда полыхает великий костер, из пепла которого восстанет птица-феникс. Выживет только одно – Вера. Предмет меняется, но вера остается. Это тот абсолют, которого мы жаждем в изменяющейся Вселенной.

Орна охватила ярость.

– Вера? Какая чепуха! Нет логического и научного…

– Верьте своим чувствам! – воскликнул аббат. – Не пытайтесь исказить матрицу так, чтобы она подходила тому, во что вы хотите верить! Вы испытали на себе другое измерение. Подобное происходило со многими без их ведома. Но вы это осознаете.

– Но… вера? Во что?

– В наши стремления. Вера в то, что мы охватим это другое измерение и найдем новые тайны, которые будут манить нас. Вера в то, что в этом хаосе есть нечто постоянное… а если нет, мы сумеем создать то, что переживет его. Такова наша вера, господин Орн.

Орн потупил взор.

– Простите меня. Я… не понимал.

Аббат понизил голос почти до шепота.

– Конечно, нет. Вы не слышали наше простое определение религии. Религия – это вера в то, что существует нечто, способное пережить весь окружающий нас очевидный хаос. Центральные концепции – это Вера и Постоянство.

Орн обдумывал услышанное.

– Мы верим в линейную прогрессию человечества, – сказал аббат. – Здесь, на Амеле, мы называем это Великой Последовательностью. Мы верим, что у человечества всегда будут потомки. Они эволюционируют, изменятся, станут неузнаваемыми для современного человека, но несмотря ни на что, они будут нашими потомками.

Цинизм, его самый надежный щит, взял верх над мыслями Орна.

– Очень высокопарно, – заметил он. – И очень привлекательно, если это действительно то, чем вы здесь занимаетесь. Но как я могу знать, что именно вы делаете? Вы много говорите, иногда даже не бессмысленно.

– Но достаточно всего лишь одного слабого звена, не так ли?

Орн пожал плечами.

– Поэтому мы ищем сильных, пророков, – сказал аббат. – Поэтому испытываем и обучаем их. В том, чтобы укротить дикие религии и использовать их энергию по своему усмотрению, есть смысл, не так ли?

– Определенно.

– Тогда поступим так, господин Орн: вы можете ходить куда угодно на Амеле, задавать любые вопросы, изучать любые архивы, запрашивать любое сотрудничество, если оно не противоречит нашей задаче. Удовлетворите свое любопытство. Но даже после этого вы не обязаны оставаться с нами. Вы можете вернуться на любую из внешних планет – Марак, Каргон, куда пожелаете. Мы лишь настаиваем, чтобы вы позволили нам обучить вас управлять вашими способностями, показать вам, как их можно укротить.

Орн облизнул губы. Осторожное зондирование эмоций аббата выявило искренность и легкую насмешку. Насмешка рассердила Орна. Ему казалось, что все это было обычным делом для аббата, что реакции Льюиса Орна можно классифицировать по такому-то и такому-то принципу. Раздражение вынудило его спросить:

– Разве вы не боитесь, что я… ну, например, предам вас, как только покину Амель?

– Мы верим в вас, господин Орн. По крайней мере ваше испытание дало нам для этого основания.

Орн усмехнулся.

– Ответить вам тем же – наименьшее из того, что я могу сделать, не так ли?

– После того, как вы достаточно допросите и испытаете нас, да. Вы ведь сами сказали: вера – это неконтролируемая воля. Сомнение – это внутренний цензор, и мы хотели бы, чтобы вы от него избавились.