Орн почувствовал, как устремляется назад, сжимается, скручивается. Форма его тела снова искажала его чувства. Он хотел противостоять этому.

– Не сопротивляйтесь, господин Орн.

Давление на бок и руки: пол. Он открыл глаза, обнаружил, что лежит, вытянувшись, на плитках, головой в один угол белой пентаграммы, ногами в другой. Над ним стоял аббат в подпоясанной белой рясе – темное, похожее на обезьяну существо с огромными, внимательными глазами.

– Что вы видели, господин Орн?

Орн судорожно вдохнул, ощущая тошноту и слабость.

– Ничего, – выдохнул он.

– О да. Вы видели каждое чувство, которым обладаете. Нельзя двигаться вперед, если не видишь тропы.

«Двигаться? Тропы?» – Орн вспомнил ощущение текущего хаоса. Пол холодил ладони. Рана на руке зудела. Он помотал головой.

– Что вы от меня хотите?

Взгляд аббата будто пронзал его.

– Это вы мне скажите.

Орн сглотнул. В горле пересохло.

– Я видел хаос.

Аббат наклонился вперед.

– И где этот хаос?

Орн посмотрел на свои вытянутые на полу ноги, обвел взглядом комнату, снова взглянул на аббата.

– Здесь. Он был в этом мире, в этой вселенной, в этом…

– Почему вы видели этот хаос?

Орн покачал головой.

«Почему? Мне угрожала опасность. Я… ВРЕМЯ!»

Он поднял голову.

– Это имело какое-то отношение к течению времени.

– Господин Орн, вы когда-нибудь видели джунгли?

– Да.

– Жизнь растений, их рост не сразу становятся заметными, не так ли?

– Не… сразу. Но в течение определенного периода, конечно… – Он осекся.

– Вот именно! – вскричал аббат. – Если бы можно было, так сказать, ускорить рост джунглей, они превратились бы в средоточие конфликтов. Лианы вырывались бы подобно змеям и душили деревья. Растения взметались бы вверх, выплевывая семена. Вы увидели бы ужасное побоище в погоне за солнечным светом.

– Время, – сказал Орн. Он вспомнил аналогию Эмолирдо: трехмерная тень, отбрасываемая в двухмерный мир. – Как обитатель двухмерного мира может интерпретировать тень трехмерного предмета? – пробормотал он.

Аббат улыбнулся.

– Эмолирдо так любит эту аналогию.

– Двухмерное существо может интерполировать, – сказал Орн. – Оно может использовать воображение, чтобы создать… явления, которые могут проникнуть в другое измерение.

– И?

Орн напрягся. Нервы натянулись как струны.

– Пси-машины! – выпалил он. – Они управляют временем!

– Пси-феномены – это феномены времени, – сказал аббат.

С чувств Орна будто спали шоры. Он вспомнил раненую руку, зуд, который он ощущал в том самом месте до того, как получил рану. Он вспомнил маленький пси-инструмент, который показывал ему Эмолирдо: петли, конденсаторы, электронные лампы, и все это сосредоточено на тонком квадрате пластика, липкого на ощупь с одной стороны, гладкого, словно смазанное стекло, с другой.

Орн отстраненно произнес:

– Вдоль пластика тек тонкий слой времени. В одном направлении моя рука двигалась по течению, а в другом – против.

– А? – озадаченно спросил аббат.

– Я кое-что вспоминал, – сказал Орн.

– А-а… – Аббат повернулся, шаркающей походкой направился назад к постели, присел на край. Приоткрывшиеся полы халаты обнажили торчавшие из-под ночной рубашки тощие голени. Он выглядел невероятно старым и усталым.

Орн начал немного сочувствовать старику. Ужас, пронизывавший пространство, испарился. На его месте пробудилось нечто, напоминающее восторг.

– Жизнь проецирует материю сквозь измерения времени, – сказал аббат.

– Своего рода машина времени?

Аббат кивнул.

– Да. Наше сознание двойственно. Оно существует как внутри этих трех измерений, так и за их пределами. Мы знали это много веков. Мысли могут промчаться по жизненному пути за малейшую долю секунды. Если жизни человека угрожает опасность, его сознание выходит во вневременное пространство. Он может взвесить бессчетное число вариантов и выбрать те действия, которые, скорее всего, обеспечат его выживаемость. И все это он может делать, пока время в этом измерении неподвижно.

Орн глубоко вдохнул. Он знал, что это правда. Он вспомнил последние ужасающие минуты восстания на Гелебе. Тогда он сидел за панелью управления своего корабля, а вокруг огромные пушки целились в хрупкие стены судна. Казалось, от энергии бластеров нет спасения. И он помнил, что в его сознании роилось множество вариантов действий, тогда как ужасающее оружие, казалось, замерло снаружи. И ему удалось бежать. Он разглядел единственный правильный путь.

Аббат лег обратно в постель и накрыл ноги одеялом.

– Я очень стар. – Он покосился на Орна краем глаза. – Но мне по-прежнему приятно наблюдать за тем, как человек совершает это старое открытие.

Орн сделал шаг вперед.

– Старое?

– Древнее. За тысячи лет до того, как первый человек покинул родную планету и вышел в космос, немногочисленные мудрецы открывали для себя этот способ восприятия вселенной. Его называли майя. Это слово из санскрита. Наш взгляд на вещи несколько более… утонченный, но суть та же. Древние говорили: «Отринь форму и устремись к временной реальности». Знаете, господин Орн, это удивительно. Человеку свойственна такая… жажда объять… всё.

Словно во сне, Орн подошел ближе, придвинул стул к кровати и сел. Он поразился собственному расширенному сознанию.

– Пророк, призывающий мертвых, – сказал он. – Он возвращает материю тела в то время, когда она еще была жива. То пламя, которым вы мне угрожали… Вы вызвали его из времени, когда вся материя вокруг нас была раскаленным газом. Человек с Гессена, который переходит с планеты на планету, словно пересекая ручей по камням… – Орн поднял руки. – Ну конечно. Без времени, тянущегося сквозь пространство, нет и самого пространства. Для него время – это конкретное место!

– Думай о Вселенной как о постоянно увеличивающемся воздушном шаре, – сказал аббат. – О шаре странной формы и неизвестных витков. Допустим, у вас имеется прозрачная трехмерная решетка. Как миллиметровая бумага. Вы смотрите сквозь нее на Вселенную. Это матрица, на основании которой можно рассчитывать форму и движения вселенной.

– Обучение, – сказал Орн.

Аббат заговорил, как учитель, хвалящий ученика.

– Очень хорошо! – Он улыбнулся. – Эта решетка, эта матрица настроена на живых существ. Они проецируют ее на Вселенную. С помощью этой матрицы они ломают природу на части. Части, которые возможно использовать. Но почему-то они слишком часто считают, что эта природа… Вселенная и есть эти части. Матрица очень полезна, она, например, позволяет нам выражать наши идеи. Но она так близорука. Она напоминает старика, который читает, чуть ли не прижавшись носом к странице. Он видит только одну часть за раз. Но наша вселенная – это не одна вещь за раз. Это огромный комплекс. И все же мы концентрируемся на фрагментах. – Он покачал головой. – Вы знаете, как мы видим фрагменты, господин Орн?