Вьюрки Дарвина с Галапагосских островов

Разные вьюрки и пересмешники, собранные ими на различных островах, не были, вопреки первоначальным соображениям Дарвина, просто разновидностями материковых птиц. Когда британский орнитолог Джон Гулд, определявший видовую принадлежность привезенных «Биглем» птиц, сделал вывод, что они принадлежат к разным видам, Дарвин подытожил, что каждому острову присущи свои виды-эндемики. Так как сами острова имеют относительно недавнее вулканическое происхождение, объяснений могло быть только два: либо Бог создал эти виды специально для Галапагосов, либо географическая изоляция привела к их эволюции от общего предка, мигрировавшего на острова{1396}.

Выводы были революционные. Если растения и животные – Божьи творения, означает ли эволюция видов, что у Него были изначально ошибки? И далее, если виды вымирают и Бог непрерывно создает новые, значит ли это, что Он постоянно меняет свои намерения? Для многих ученых это были устрашающие мысли. Спор о возможной трансмутации видов продолжался уже давно. Уже дед Дарвина Эразм писал об этом в своей книге «Зоономия», как и Жан Батист Ламарк, старый знакомый Гумбольдта по Музею естественной истории в Ботаническом саду Парижа{1397}.

В первом десятилетии XIX в. Ламарк заявлял, что под влиянием среды обитания организмы способны изменяться прогрессивно. В 1830 г., за год до начала плавания Дарвина на «Бигле», поединок между идеями о мутирующих и неизменных видах перерос в ожесточенную публичную баталию в Парижской академии наук[36]{1398}. Гумбольдт присутствовал на яростных дискуссиях в академии в одно из посещений Парижа, приехав из Берлина, пренебрежительно комментируя шепотом доводы о неизменности видов ученых по соседству. Уже в «Картинах природы» (Views of Nature), более чем за двадцать лет до этого, Гумбольдт писал о «постепенном преобразовании видов»{1399}.

Дарвин тоже был убежден в ложности представления о неизменности видов. Все пребывает в движении, или, как говорил Гумбольдт, если меняется Земля, если движутся суша и море, если температуры то повышаются, то понижаются, то все организмы «должны тоже быть подвержены всевозможным переменам»{1400}. Если среда обитания влияет на развитие организмов, то ученые обязаны более тщательно изучать ее и климат. Вот почему Дарвин сконцентрировал новые размышления на распределении организмов по земному шару, на котором специализировался Гумбольдт, – по крайней мере, применительно к растениям. Дарвин назвал географию растений «краеугольным камнем законов творения»{1401}.

Сравнивая семейства растений на разных континентах и из разных климатов, Гумбольдт открыл явление растительных зон. Он видел, что в схожих условиях часто произрастают близкородственные растения, пускай их разделяют океаны или горные хребты{1402}. Это тоже вызывало замешательство, потому что, несмотря на аналогии на разных континентах, сходства климата не всегда и даже не обязательно приводят к появлению сходных растений или животных{1403}.

Читая «Личное повествование…», Дарвин указывал на многие подобные примеры. (В рукописях Дарвина насчитывается несколько сот упоминаний трудов Гумбольдта – от карандашных пометок в книгах до заметок о трудах Гумбольдта в записных книжках Дарвина, вроде «в великой работе Гумбольдта…» или «Гумбольдт пишет о географии растений…»{1404}.) Почему, задавался вопросом Гумбольдт, в Индии птицы менее красочные, чем в Южной Америке, почему тигры водятся только в Азии? Почему крупные крокодилы, столь многочисленные в низовьях Ориноко, отсутствуют в верховьях?{1405} Дарвин, увлеченный этими примерами, часто добавлял на полях своего экземпляра «Повествования» собственные комментарии: «Как в Патагонии», «в Парагвае», «как гуанако» или иногда просто «да» или «!»{1406}.

Такие ученые, как Чарльз Лайель, объясняли, что родственные растения, часто обнаруживаемые на больших расстояниях, были созданы в разных центрах творения. Бог сотворил эти схожие виды одновременно в разных районах, что можно назвать «множественным сотворением». Дарвин с этим не соглашался и начинал обогащать свои мысли соображениями о миграции и расселении, используя в качестве одного из источников гумбольдтовское «Личное повествование…». Он подчеркивал, комментировал и придумывал собственные указатели для книг Гумбольдта, писал для себя памятки на листах, которые клеил на форзацы («изучая географию канарской ботаники, заглянуть сюда»), или писал в своем блокноте «изучить Гумбольдта» и «посмотреть в т. VI «Личн. повест.»{1407}. Он также комментировал «ничего о теории видов» (не найдя в шестом томе необходимых примеров){1408}.