одержали верх над своими противниками-красными и вскоре стали доминирующей военной силой в большинстве крупных городов вдоль железной дороги [Lincoln 1989: 93-94].

Восстание дало политикам антибольшевистского толка возможность собрать силы и использовать потенциал этой новой армии. Всего несколькими днями ранее генерал П. Н. Краснов был избран атаманом Всевеликого войска Донского и с энтузиазмом занимался усилением своей армии и успешной борьбой с красными на своей территории. Немцы и Скоропадский контролировали Украину, Добровольческая армия Деникина по-прежнему базировалась на Юге, и, следовательно, большая часть юго-западных земель империи оказалась враждебна большевикам. Захват Транссибирской магистрали поставил под угрозу власть большевиков на востоке. Советы, составленные из русских рабочих, по-прежнему контролировали главные города Центральной Азии, такие как Ташкент, но теперь они были отрезаны от «красного» центра «белой» Сибирью (см. карту 11). Либералы и умеренные социалисты быстро перешли под знамя контрреволюции и сформировали Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), основав штаб-квартиру и новое правительство в Омске под бело-зеленым флагом, символизирующим автономную Сибирь. Но эти сторонники сибирской автономии не были сепаратистами – им нужно было новое федеральное государство, но однако они желали, чтобы федерализм служил к укреплению России, а не к ее ослаблению. Подняв новое знамя, они также провозгласили, что вновь сплотились ради защиты свободной Сибири, с помощью которой спасем «нашу родину-мать, Россию!» [Rainbow 2012: 19].

Карта 11. Крах Российской империи

В июле оппозиция нанесла удар в самое сердце России. Масштабное восстание левых эсеров, поддерживавших с Октября неоднозначный союз с большевиками, вылилось в уличные бои и убийство немецкого посла в Москве, крупный бунт в Ярославле и, наконец, измену, имевшую серьезные последствия 10 июля 1918 года. Командующий восточными частями РККА М. А. Муравьев, главный организатор захвата и зачистки Киева красными в начале года, отрекся от большевизма и ввел свои войска в Симбирск – родной город Ленина. Там он и был убит большевиками, однако урон уже был нанесен [Mawdsley 1987: 56-57; Swain 1998: 75]. В считаные недели силы Комуча взяли Уфу и Симбирск. 7 августа 1918 года они захватили Казань: в операции участвовали всего три чехословацких батальона и собственные бойцы Комуча (2,5 тысячи человек). За исключением подразделения латышских стрелков и латышского командира Иоахима Вацетиса, который теперь возглавил Восточный фронт, войска красных дрогнули. По словам Вацетиса, «они оказались абсолютно бесполезны из-за плохой подготовки и слабой дисциплины» [Mawdsley 1987: 58-59; Lincoln 1989: 100-101]. Коммунисты бежали с такой скоростью, что оставили противнику громадный золотой запас стоимостью 650 миллионов рублей, который обеспечил белым финансирование на некоторое время. Российская империя в действительности началась с победы Ивана Грозного над Казанским ханством в 1552 году – это была первая экспансия Москвы за пределы центральных русских и новгородских земель. Впервые более чем за 365 лет Москва утратила контроль над нерусскими территориями. Российская империя потерпела полный крах.

Вызов, брошенный империи

Во введении я высказываю мнение, что конец Российской империи следует рассматривать как часть процесса деколонизации, который начался в ходе Первой мировой войны и достиг своей кульминации в апокалиптической спирали смерти Гражданской войны. Этот процесс включал три фазы: 1) вызов, брошенный империи, 2) крах государственности и 3) социальная катастрофа. В последующих главах разъяснялось, что эти этапы не являлись строго последовательными, а накладывались один на другой. Фаза вызова, брошенного империи, наложилась на период Гражданской войны – к этому времени и крах государственности, и социальная катастрофа уже достигли своего пика. Как мы читали во введении, в XIX веке на многих окраинах империи начали зарождаться антиимперские настроения. Однако по большей части эта ранняя история вызова империи относится только на счет образованных национальных элит. Массовая политика в Российской империи развивалась медленно, поэтому становление националистического антиимпериализма также задерживалось. Последовательность и взаимная соотнесенность различных событий в конце столетия начала менять политическую динамику. Происходили крупнейшие социальные изменения по мере того, как индустриализация, урбанизация и расширение образовательных инициатив и практики военного призыва знаменовали собой начало современной эпохи. В рамках этого масштабного процесса процветал и политический активизм, который начался с развития политических партий (в том числе и националистических) по всей империи в 1890-е годы и достиг кульминации во время революции 1905 года. Наконец, непродуманная программа насильственной русификации, которую проводило государство начиная с 1880-х годов, укрепила национальное самосознание и усилила враждебность в отношении русской метрополии в широких слоях подданных, которые до этого идентифицировали себя скорее в соответствии с сословной системой, чем с этнической принадлежностью.

Тем не менее вызов, брошенный империи, пока был относительно слаб. Восстания в Финляндии 1901 года, а также в Польше и Закавказье 1905-1906 годов напугали имперских чиновников, но не стали серьезной проблемой для царя, в отличие от волнений в городах, солдатских мятежей и крестьянских бунтов того революционного периода. Ни разу вопрос об автономии, не говоря уже о независимости, не вставал со значительной остротой. Националистов, слишком далеко заносившихся в своих мечтаниях, быстро обуздывали члены националистического движения с более реалистичными взглядами. Не менее важно то, что в те предвоенные годы столичная элита не участвовала в серьезном антиимпериалистическом движении. Она состояла скорее из либералов и умеренных социалистов, желавших положить конец дискриминации по национальному признаку и реализовать полноценную программу гражданского равноправия и другие меры, которые могли бы сгладить самые неприглядные черты колониализма, однако они по-прежнему считали русский элемент прогрессивной силой, способной осовременить погруженные во мрак невежества окраинные территории. Никто всерьез не задумывался о поддержке автономии или независимости для множества народностей, проживающих вдоль границ империи. Действительно, Польша и Финляндия стали единственным исключением из правила, и то лишь для определенной части имперской элиты.

И все же последнее предвоенное десятилетие было очень важным в смысле нарастания обращенного к империи вызова. После революции 1905 года политическая мобилизация стала более осуществимой. Учреждение Думы позволило национально мыслящим политикам выдвинуть свои кандидатуры. И хотя представители национальных окраин получили лишь небольшое число мест в парламенте, сам факт ведения ими предвыборной кампании, провозглашения партийных программ и развития политических организаций заложил основы выстраивания инфраструктуры для будущей деятельности и открыл возможности для более широкой вербовки сторонников. В то же время столичная элита в последние предвоенные годы оказалась в сложной из-за идейных противоречий ситуации. По-прежнему неблагосклонно относясь к чаяниям националистов у себя дома, чиновники и лидеры общественного мнения все более увлекались перспективой деколонизации Австро-Венгерской и Османской империй. Перед их глазами вставали радужные видения русской Галиции, а битвы храбрецов-славян на Балканском полуострове отвечали их романтическим